EN
Его фирменным элементом стали игральные карты. Он рисовал их персонажей, использовал в композициях знаки мастей и даже наклеивал прямо на холст содержимое реальной колоды. И всё же творчество Владимира Немухина — объемнее и сложнее, чем любая партия. В этом убеждает выставка к 100-летию со дня рождения художника, открывшаяся в Новой Третьяковке. «Известия» подсмотрели получившийся расклад в числе первых.
Век шестидесятников
Совсем недавно в центре современного искусства AZ ART отметили ретроспективой и изданием объемного каталога вековой юбилей Дмитрия Краснопевцева. Теперь пришла очередь его ровесника и товарища Владимира Немухина. Оба они — так называемые нонконформисты. Представители блестящей плеяды художников-шестидесятников, не признанных властью, игнорируемых официальной академической средой в советские времена, однако ставших невероятно востребованными уже в XXI веке.
Сегодня имена Зверева, Плавинского, Вейсберга, Рабина, Целкова и других, в том числе, конечно, упомянутых выше авторов, привлекают внимание самой широкой публики. И главное, что в них подкупает — свобода и индивидуальность (одно с другим тесно связано). У каждого из этих мастеров — узнаваемый стиль, у каждого есть фирменный знак, будь то исчезающие в молочном мареве геометрические фигурки у Вейсберга, морды у Целкова, приземленные предметы вроде сушеной рыбы, газеты и замусоленного рубля у Рабина. Ну или игральные карты — у Немухина.
И хотя от юбилейной ретроспективы ждешь в первую очередь наиболее показательных, образцовых работ, не менее интересно посмотреть на контекст творчества и убедиться, что, даже найдя свое «я» в полной мере, автор не занимался самоповторами, не сводил творчество к жонглированию несколькими отработанными приемами, а постоянно искал новое и двигался вперед. Экспозиция в Новой Третьяковке сполна отвечает этим чаяниям, несмотря на сравнительно камерное пространство (38-й зал), в которое вместилось около 60 экспонатов.
Поставил на карту
Логика повествования условно-хронологическая. Сначала нам показывают среду, в которой начинал Немухин: это представители так называемой Лианозовской группы, другие нонконформисты — Рабин, Кропивницкий, Зверев, Янкилевский и др. Они представлены одним-двумя произведениями — и в этом соседстве совершенно органично выглядят ранняя работа Немухина — экспрессивная «Абстракция» (1962) и более сдержанный по цвету, но артистичный по форме «Петух», созданный существенно позже (в 1981-м), но продолжающий ту же линию.
А уже на следующей стене, охватывающей период, когда Немухин как раз находит свой главный «карточный» мотив, есть ключи к объяснению, из чего же выросли эти игры. Здесь стоит немухинская скульптура «Посвящение Л. Лисицкому» (шар в бронзовой подставке-чаше), висит цикл изображений валета и две работы, отсылающие к Малевичу.
Итак, корни искусства юбиляра уходят, конечно, в русский авангард первой половины века. И при всей эстетической дистанции между изысканно-лаконичными образами Немухина и примитивистскими фокусами Ильи Машкова и Михаила Ларионова, основателей объединения «Бубновый валет», нельзя не усмотреть здесь сознательную аллюзию. Равно как и налицо преемственность немухинского геометризма по отношению к «проунам» (трехмерному супрематизму) Лисицкого и костюмам Малевича для оперы «Победа над Солнцем» — жестким конструкциям с кубистическими мотивами.
Да, Малевичу отдали дань многие нонконформисты: Зверев в конце 1950-х создал целую серию работ, отсылающих к супрематическим композициям 1910-х, Франциско Инфанте выкладывал разноцветные фигуры на снегу, перемещая мистические Supremus из космической бесконечности в русскую зиму. Но для Немухина это стало не кратковременным увлечением, а точкой сборки — тем, из чего в конечном счете вырос зрелый художник. И когда смотришь уже более поздние его вещи, то едва ли в голову приходят параллели с искусством ушедшей эпохи. На чужом он вырастил самобытное, свое.
Карты, ведра, лески
Взять, например, его работу «Уходящие объекты» (1981). Через белую фанеру тянутся лески к грубой мешковине внизу. К этому импровизированному холсту приклеены реальные карты и объекты в виде лодочек. Куда они плывут? Что за игра здесь разворачивается? Загадка. Но в этом чувствуется непостижимая внутренняя логика. И — красота, одновременно конкретная и абстрактная.
Пожалуй, прелесть метода Немухина — именно в парадоксальном сочетании умозрительной композиционной изысканности и приземленности главного мотива. Высокое искусство и картишки — может ли быть более странный симбиоз? Велик соблазн усмотреть в этом иронию, подобно тому, как в помойках Рабина и коммуналках Кабакова мы чувствуем скрытый упрек советской действительности эпохи застоя. Однако Немухин далек от публицистической социальности. Его художественный мир бесконечно далек от мира за окном. Его игра — не про деньги и алчный азарт, а про стремление постичь через складывающиеся комбинации суть мира.
Причем иногда фирменный знак не сразу бросается в глаза. Так, например, в позднем ассамбляже «Натюрморт с калькой» мы сначала видим черные наклейки, закрытые полупрозрачной бумагой, и только под одной из них — приклеена карта (рубашкой вверх). И это уже читается как подпись автора. Или другой пример: «Композиция со старым ведром» (2007). Металлическое изделие с ручкой сплющено в единый блин. И внимание привлекает именно это необычное решение, а вовсе не раскиданные справа и слева трефы и пики. Сохраняя верность однажды найденному мотиву, Немухин, однако, использует его максимально свободно.
Выиграть в жизнь
Работа с ведром — из коллекции Музея AZ, сформировавшего одно из лучших в мире собраний нонконформистов. И здесь вклад институции велик: дело не только в предоставленных произведениях (упомянутый пример — отнюдь не единственный), но и в выступившей куратором Наталье Волковой, главном хранителе AZ. Общий дух проекта, подход к выбору материала действительно близок к тому, что мы видим обычно в ее родном пространстве. Формально вещей не очень много, но всё вместе складывается в объемную картину творчества. И, главное, уровень показанного — стабильно высок.
Вот и «Игра в абстракцию» — именно так называется экспозиция в Третьяковке — радует отсутствием проходных, необязательных работ. И даже блок графики, по определению более скромной, оказывается здесь не уступающим живописи по наглядности отражения эволюции художника, показывая путь от экспрессивного яркого «Городского пейзажа» (1961) до супрематического философского «Бубнового валета. День – ночь» (2000).
Немухин прожил 90 лет. И как минимум последние четверть века его искусство было более чем востребованным, признанным, любимым. Еще при жизни автора многие карточные композиции поселились в крупнейших российских и зарубежных собраниях. Так что если считать его судьбу игрой, Немухин, определенно, в ней выиграл. И всё же главные победители — зрители. Поскольку времена меняются, расклады тоже, а партии Немухина всё такие же увлекательные. Третьяковская ретроспектива — тому подтверждение.