«Шпионы, погони, государственные секреты — это просто интересно»

EN

На телеканале РЕН ТВ 1 ноября состоится телевизионная премьера политического детектива «Дорогой Вилли». Это история о том, как почти полвека назад удалось предотвратить крупнейший кризис отношений между СССР и США, который мог привести к глобальным трагическим последствиям. Одну из ключевых ролей, журналиста Валерия Плетнева, сыграл Алексей Розин. Прототипом героя стал политический обозреватель «Известий» Валерий Леднев. О том, как сюжет сериала перекликается с сегодняшним днем, почему съемки у Андрея Звягинцева он считает профессиональной удачей и что делать с сотнями выпускников актерских факультетов, Розин рассказал в эксклюзивном интервью «Известиям».

«Это нормальная человеческая реакция — не с горящими глазами на подвиг, а испугаться»

— В сериале «Дорогой Вилли» вы играете журналиста Плетнева, у которого есть реальный прототип — Валерий Леднев. Как вы готовились к роли? Говорили ли с его детьми, коллегами?

— Нет, мне не довелось общаться с детьми и коллегами. Но я читал о нем и много говорил с автором сценария и одним из генпродюсеров проекта Игорем Прокопенко (ведущий телеканала РЕН ТВ. — «Известия»), который был лично знаком со всеми действующими лицами истории, за исключением советского генсека Леонида Брежнева и канцлера ФРГ Вилли Брандта.

Валерий Леднев был очень интересным человеком. Он работал политическим обозревателем в газете «Известия», когда ее возглавлял Алексей Аджубей. В реальности, в отличие от фильма, он, конечно же, был еще и сотрудником КГБ. Однако в фильме во все приключения его втягивает Вячеслав Варданов (прототип — советский контрразведчик Вячеслав Кеворков. — «Известия»), которого сыграл Сергей Марин, и в операции Плетнев участвует как журналист, приехавший на конференцию. Мой герой с виду кажется мягким, неконфликтным, ценящим комфорт, но при этом охотно лезет во все авантюры.

Кадр из сериала «Дорогой Вилли»

— У них ведь непростая личная история?

— Да, Плетнев прошел концлагерь, а Варданов в составе наших войск его освободил. С тех пор они дружат. Мне это напомнило замечательный советский фильм «Мертвый сезон» — про то, как разведчик Константин Ладейников в исполнении Донатаса Баниониса ловит нацистского преступника доктора Хасса. По сюжету тот ставил опыты над заключенными концлагеря, а после войны получил работу в фармацевтической корпорации. В лицо его никто не знает, а те, кто мог бы опознать, уже мертвы. Единственный выживший — актер детского театра, которого играет Ролан Быков.

Там есть гениальная сцена: сотрудник КГБ приехал, чтобы завербовать героя Быкова, он прохаживается в портретном фойе, пока на сцене идет детский спектакль. Антракт. Выдергивают артиста и сообщают ему, что надо ехать. А он ни в какую — я уже свое отсидел, отстрадал и второй раз таких испытаний не выдержу!

Это нормальная человеческая реакция — не с горящими глазами на подвиг, а испугаться. Тем не менее он, конечно, едет вместе с Банионисом ловить этого негодяя. Герой Быкова очень напомнил мне моего персонажа в «Дорогом Вилли». Он тоже прошел лагерь и больше не хочет сталкиваться ни с чем подобным, но в нем есть серьезный внутренний стержень. Он не может допустить, чтобы такое страшное зло повторилось, поэтому, превозмогая свои страхи, делает что должен.

Кадр из сериала «Дорогой Вилли»

— Кинематограф вновь и вновь возвращается к историям про шпионов и разведчиков. Почему они не теряют актуальности?

— Во-первых, это просто интересно: тайные операции, погони, политический детектив, шпионы и государственные секреты. А во-вторых, посмотрите, в каком мире мы живем! Все грозят друг другу ракетами. А этот фильм — как раз про то, как два советских разведчика предотвратили ядерную катастрофу. К сожалению, сюжет отчетливо перекликается с сегодняшним днем.

«Девяностые — это и зона максимальной турбулентности»

— У вас очень разнообразная фильмография. В ней есть и положительные, и отрицательные герои. В последней экранизации «Мастера и Маргариты» вы сыграли Азазелло — убийцу с принципами. Почему зрителям нравятся такие персонажи?

— Не знаю, могу только предположить, что, когда люди во все времена не могли найти справедливости у правителей, баронов, князей, герцогов, они уповали на героев вне закона. Тот же Робин Гуд. Он не боится нарушать правила, но при этом справедлив и способен защитить простого человека.

— А чем можно объяснить популярность фильмов о 1990-х?

— Просто пришло время. Ведь мода циклична. Те, кто в то время был ребенком, выросли, кто-то стал кинематографистом, модельером, дизайнером — и привносит в творчество свои детские воспоминания. Со временем плохое забывается, хорошее становится ярче, и ты помнишь только мультики, конфеты, аттракционы, видеоигры — романтизируешь, одним словом, эпоху.

Кадр из сериала «Дорогой Вилли»

— Каким вы запомнили то время?

— Я был подростком. С одной стороны, это было здорово. Закончился Советский Союз с его ограничениями, началась совершенно новая эпоха. Сначала перестройка — я тогда как раз пошел в первый класс. Вместе с ней пришел частный бизнес, появились товары народного потребления, которых мы раньше не видели. Был же дефицит, во всем практически, а тут — яркие конфеты, жвачки, лимонады, джинсы, музыка на пластинках и кассетах. Невероятная свобода и новое знакомство с материальным миром.

Но девяностые — это и зона максимальной турбулентности. Рушились моральные ориентиры, и ценности менялись на противоположные, у взрослых буквально почва из-под ног исчезала. Были, и голод, продуктовые талоны, деньги, больше похожие на фантики. Я помню царившие нищету, серость и грязь. Будто бесконечная глубокая осень или ранняя весна: под ногами жижа, люди торгуют чем попало на ящиках. Страна превратилась в сплошной блошиный рынок. Человек оказался в центре этого вихря — с яркими витринами и невозможностью обладать тем, что за ними стоит. Это была важная эпоха: с одной стороны, бандитизм, с другой — масса прекрасного, нового. Была какая-то всеобщая надежда на то, что вот теперь-то всё худшее позади и дальше только небо, только ветер, только радость впереди.

Кадр из сериала «Десантный батя»

— Работа с какими режиссерами стала для вас профессиональной удачей?

— Безусловно, с Андреем Звягинцевым. Это очень важный этап в моей жизни. Я невероятно благодарен ему за то, что он доверил мне три роли. Это было действительно интересно и сложно — настоящий профессиональный вызов.

Но всё началось с Олега Штрома, который дал мне первую полноценную роль в сериале «Десантный батя». Я играл водителя генерала Меркулова, которого сыграл Михаил Жигалов. Благодаря этой работе я, кстати, научился водить машину и получил права. Штром сказал: «Будешь играть водителя. А водить умеешь?» Я, конечно, закивал, а сам побежал учиться. Через неделю уже ездил по съемочной площадке.

«Старые мастера говорили: в театре актер набирает мастерство, мышечную массу, а в кино — тратит ее»

— Сейчас у вас выходит по 10 проектов в год, а около 30 лет назад вас отчислили из колледжа культуры. Это правда?

— Да, исключили за прогулы и систематическое нарушение дисциплины. И правильно сделали, в общем-то. Тогда я, конечно, думал иначе. (Смеется.) Меня всегда тянуло в актерство, но поступил я зачем-то на отделение режиссуры массовых праздников. Первый курс кое-как отучился, а в начале второго обнаружил любительский театр «Квадрат» на Кутузовском проспекте, возле парка Победы. Там проработал почти два года.

— А в Школу-студию МХАТ вы изначально хотели поступать или так совпало?

— Незадолго до отчисления из «кулька», как называют колледж культуры, я всё же решился учиться дальше и поступать в театральный. У меня был прекрасный педагог Елена Анатольевна Багрова, она преподавала у меня сценическую речь — большое ей спасибо. Она наставила меня на путь истинный и отправила поступать.

Так я вообще узнал, что существуют другие учебные заведения. А когда оказался в Школе-студии, понял, что хочу здесь учиться. Не поступил с первого раза — пришлось работать, ходить на подготовительные курсы, и через год меня зачислили на курс к Дмитрию Брусникину и Роману Козаку, чему я невероятно рад и что считаю одной из своих главных удач по жизни.

— Где все-таки куется актер — в театре или на съемочной площадке?

— Нет никаких стопроцентных истин. Есть превосходные актеры, которые ни дня не работали в театре, и наоборот — те, кто всю жизнь на сцене, но в кино не блещут. Театр дает время для поиска, проб, ошибок. Спектакль можно репетировать годами, и, даже когда он вышел, есть возможность всё время что-то доделывать, обновлять, менять.

Актер Алексей Розин в роли Петручио в спектакле «Укрощение строптивой» режиссера Андрея Кончаловского в Театре Моссовета

А кино — процесс дорогой, технологически сложный и сжатый по времени. Там каждая минута стоит дорого, поэтому нет времени на поиски во время съемок, всё это ты должен сделать сам, дома. На площадке актер обязан выдавать результат. Старые мастера говорили: в театре актер набирает мастерство, мышечную массу, а в кино — тратит ее.

— Но в театральных вузах почти не уделяют внимания этой стороне профессии. Вы же преподаете в Школе-студии МХАТ. Как решаете этот парадокс?

— Мы потихоньку пробуем менять систему. В нашей мастерской (Марины Брусникиной и Сергея Щедрина) придумываем лаборатории, чтобы выпускники не чувствовали себя неловко на съемочной площадке.

Например, в пандемию, когда наших первокурсников посадили на самоизоляцию, мы решили использовать эту ситуацию как повод для эксперимента и, разделив учебный процесс на несколько разных «классов», показали онлайн-экзамен по шести или восьми направлениям. Это длилось весь день с перерывами. Было много интересных находок, связанных с тем, что ребятам пришлось самим снимать и монтировать этюды.

— Вы стали ассистировать педагогам сразу после выпуска, а потом и сами начали вести занятия. Это была ваша инициатива?

— Моя конечно. После выпуска меня взяли в театр, но занятости особой не было. Поэтому я пошел обратно в Школу-студию, сел рядом с педагогами, со своими мастерами, стал вникать в их метод, помогать, ассистировать. Мне нравится эта деятельность — она чем-то схожа с режиссурой. Ведь актерская профессия подразумевает, что нужно учиться всю жизнь. Педагогика в этом смысле очень помогает: смотришь на других — и многое понимаешь про себя. Видишь ошибки, которые сам совершал в их возрасте, да и не только в их.

«Получить бумагу об образовании и быть профессионалом — разные вещи»

— Сейчас театральных курсов и мастерских стало гораздо больше. Каждый год они выпускают сотни артистов. Что с ними потом делать?

— Совершенно непонятно.

— Тогда почему появляется такое количество учебных заведений?

— Все хотят в артисты.

— Почему?

— Наверное, по той же причине, что и 100 лет назад и во все времена. Все хотят всё иметь и при этом желательно ничего для этого не делать. Ведь кажется, что работа актера — это легкий хлеб и сплошной беззаботный праздник.

За те 25 лет, что я в профессии, технологии шагнули далеко. Сейчас каждый может стать звездой, быть экспертом в любой сфере. Кто был героем 1990-х? Коммерсанты, бандиты и валютные проститутки. Потом в нулевых была фабрика звезд, и все ломанулись в артисты.

А сегодня это блогер. Человек, который зарабатывает несметные сокровища и любовь аудитории тем, что снимает видео на камеру. Но стоит только заняться всерьез любым делом, ремеслом, как скоро выясняется, что есть свои трудности и преграды во всем, и, только преодолевая их, человек приобретает какую-то ценность как специалист, становится мастером.

Актер Алексей Розин

— Вас это не раздражает? Вы со второго раза поступили в институт, всю жизнь учитесь актерскому ремеслу, а тут просто телефон и — миллионные просмотры.

— Да на здоровье! Только нужно научиться фильтровать информацию.

— Не разрушает ли это актерскую профессию? Ведь сегодня многие снимаются без академического образования: Саша Бортич, Аглая Тарасова, Оксана Акиньшина, Ирина Старшенбаум, Глеб Калюжный.

— Ну и замечательно.

— То есть актеру образование не нужно?

— Я считаю, что нужно. Но это не обязательно. Получить бумагу об образовании и быть профессионалом — разные вещи. К слову, то же самое относится к успеху и популярности. Наличие или отсутствие диплома не гарантирует вам ничего.

Но за время в институте человек приобретает что-то важное (так во всяком случае подразумевается). Само слово «образование» указывает на то, что там должно происходить с человеком.

Алексей Розин в роли Ивана во время пресс-показа спектакля «Супружеская жизнь. Перестройка» в постановке режиссера Андрея Кончаловского в Театре Моссовета

Мы видим множество примеров, когда всё складывается и без диплома. Есть масса людей, к примеру из КВН, которые создают сегодня практически весь развлекательный контент. Они не учились на актеров, сценаристов, продюсеров, но мы все их смотрим. И я тоже смотрю. Образование нужно, чтобы обрести некий культурный багаж, хотя бы научиться воспринимать и воспроизводить мысли, выраженные в словах длиннее пяти букв и развернутых предложениях, подобрать правильную ментальную и интеллектуальную оптику, научится ее настраивать. Актер — профессия философская, даже магическая.

— Но и техническая тоже. Студентов учат работать с речью, голосом, дыханием.

— Конечно! К примеру, инструмент танцовщика — его тело, у драматурга — интеллект, психика, а у актера — психофизика. Наша фантазия рождает некие образы, но, чтобы донести их до зрителя, нам нужно уметь управлять своим телом, голосом, дыханием.

Так что телесная скоординированность, эмоциональная устойчивость вместе с аналитическими способностями и в целом постоянным интеллектуальным развитием — то, без чего актер не будет полноценен и конкурентоспособен.

— Другая проблема — искусственный интеллект. В США уже появилась первая актриса, созданная нейросетью. Актеры бьют тревогу. Вы видите угрозу?

— Я вообще боюсь роботов. (Смеется.) Хотя, если серьезно, остается надеяться, что люди наиграются в новые игрушки и всё придет к балансу. Я верю, что ни одна голограмма или искусственная форма не заменит живого актера.

Другой вопрос — будет ли массовый спрос на живых. Возможно, всё будет как с ламповыми усилителями и виниловыми проигрывателями. Сначала нам объявили, что их время прошло, и цифровое звучание полностью заменило это старье, а когда все поверили, оказалось, что ламповость и винил перешли в элитарный сегмент и стоят теперь в разы дороже.

Студенты мастерской Марины Брусникиной и Сергея Щедрина в фрагменте дипломного спектакля по гомеровской «Илиаде» в Школе-студии МХАТ

Пока человек существует как вид, его всегда будет тянуть к живому общению. Мы все уже переехали на ту сторону дисплея, и процесс только набирает обороты. Люди теперь гораздо меньше видятся офлайн, и со временем живое общение станет цениться только дороже.

Мы видим, как популярны стендап-шоу — когда в маленьких барах и ресторанах, нос к носу, рассказывают байки. Западные актеры уже придумывают профсоюзные ограничения — и правильно делают. Это нужно регулировать, но сопротивляться прогрессу бессмысленно.