На кинофестивале в Венеции 57-летняя Николь Кидман получила приз за лучшую женскую роль в фильме «Плохая девочка». Откровенный, скандальный, это рассказ о бизнесвумен, встретившей юношу (Харрис Дикинсон), отношения с которым перевесили и карьеру, и брак с идеальным мужчиной (Антонио Бандерас). Недавно Кидман номинировалась за эту же роль на «Золотой глобус», а на этой неделе картина официально выходит в российский прокат. Таких рискованных и откровенных ролей у Кидман не было давно, ее персонаж — что-то среднее между мадам Бовари и Дневной красавицей, которую когда-то воплотила у Луиса Бунюэля Катрин Денев. «Известия» обсудили эту работу с Николь Кидман и Харрисом Дикинсоном.
«Мне показалось, что это выдающийся текст»
— Вы любите работать с женщинами-режиссерами. Чем вас привлекла Халина Рейн?
Николь Кидман: Когда-то я посмотрела ее дебют «Инстинкт», и это был неожиданный и мощный фильм. Мы познакомились, стали общаться, переписываться. Просто так. Однажды мы болтали по «Зуму», и она рассказала, что снимает «Тела, тела, тела». Мы обсудили проект и много всего другого, а потом она начала работу над «Плохой девочкой». Это был первый сценарий, который она делала не в соавторстве с кем-то. Когда всё было готово, она сразу прислала текст мне, первый же драфт. И я сразу согласилась. Халина мне сказала: «Подожди, мне еще долго надо дорабатывать». Но мне всё было абсолютно ясно. Мне показалось, что это выдающийся текст. И я хотела как можно быстрее начать этот проект.
Халина Рейн
— Харрис, а вы как попали в фильм?
Харрис Дикинсон: Когда я читал сценарий, я уже знал, что Николь будет играть там. Естественно, это очень круто — сыграть с актрисой уровня Николь. Кроме того, мне нравятся фильмы Халины. Но, когда мы с ней стали всё это обсуждать, мне было не по себе, потому что я боялся, что не справлюсь, и это меня приятно дразнило. В сценарии было много юмора, каких-то мельчайших деталей, я такого вообще никогда не читал.
— Николь, что в вашей героине Роми самое главное?
Н.К.: Наверное, то, что она находится в состоянии кризиса, и в этом ее сила как героини. То есть у нее вроде есть всё, о чем только можно мечтать: прекрасный муж, великолепная карьера, но при этом внутренне она всё еще задается вопросом, чего она хочет на самом деле. Сила героини в том, что она может делать что угодно, реально — что угодно! Но при этом может ли она быть честна с собой? С этого и начинается фильм, это наша взлетная полоса. Здесь героиня начинает саботировать свою жизнь, свою карьеру. И мы следуем за ней. Я лично считаю это одиссеей — эмоциональной и сексуальной.
«Мы быстро создали такой священный круг доверия»
— Как вообще проходили съемки? Наверняка всем было очень весело?
Х.Д.: Мы быстро создали такой священный круг доверия. Это очень важно для фильмов такого рода. Ну и иметь режиссера, который еще и актриса, — это сразу меняет ход дела.
Н.К.: Да она с удовольствием сыграла бы за нас все роли (смеется). Правда, она практически отыграла всю роль Харриса, его персонажа Сэмюэла.
Кадр из фильма «Плохая девочка»
Х.Д.: Да, он был чем-то средним между Ромео и Джокером.
Н.К.: Это же ее текст. У нее было полное понимание психологии каждого персонажа, всех их мотиваций и поступков. Мы тоже что-то могли предлагать и менять, потому что для этого было специально оставлено пространство. Бывает, что ты должен идти четко по линиям и не выходить за них. А здесь было как в театре на сцене, где ты можешь постоянно создавать что-то, двигаться, придумывать. Всё это действовало очень вдохновляюще. Каждая сцена была примерно размечена, но если мы хотели поменять что-то — окей! Так возникала спонтанность.
— А можно на примере? Скажем, сцены в мотеле?
Н.К.: Халина описывала эту сцену как полный портрет отношений наших героев в одно время и в одном месте. Полная гамма. Мне это нравится. Но когда мы снимали эту сцену, в последний день съемок, кстати, Халина об этом нас не предупредила, потому что для нее это значило бы «объяснять».
Кадр из фильма «Плохая девочка»
Х.Д.: Но она оставила нам много свободы. Мне кажется, это очень важно. Когда ты в жизни в диалоге, то там часто бывают места, где ты можешь что-то менять, ты никогда не знаешь точно, как именно и что будет сказано. Я очень благодарен Халине, что она позволила это нам. Она как будто исследовала отношения героев вместе с нами, чтобы мы достигли правильного ритма этого диалога. Она никогда не настаивала на полной точности.
— Николь, за последнее время было снято много фильмов о женщинах, наделенных властью. Как думаете, что нового сказал этот фильм на данную тему?
Н.К.: Не знаю, важный ли это фильм, но мне он кажется настоящим, человечным. Это лично мое ощущение. И мне очень хотелось быть частью такого произведения, не играть то, что я уже миллион раз играла. И я действительно таких фильмов прежде не видела. Мне нравится, как показана сила в фильме, как эта сила оказывается предметом игры, как передается от героя к герою. Когда женщина говорит: «Да, у меня есть власть, но я не хочу быть сильной и могущественной прямо сейчас. Я хочу подчиняться». Это тема, с которой трудно работать, но, кажется, у нас всё получилось. Халина наполнила это такими нюансами и деликатностью, что ты никогда не замечаешь точного момента, когда происходит эта «передача власти». Это похоже на борьбу. Как будто мы оба сражаемся, и именно это интересно на экране. И как будто наши герои каким-то извращенным способом исцеляют друг друга, сами того не ведая.
«Зритель в какой-то момент начинает сомневаться, что Сэмюэл на самом деле существует»
— Как вы создавали «химию» между героями?
Х.Д.: Я всегда видел свой образ так. Сэмюэл попадает в новую, чужую для себя среду в качестве интерна. Он хочет остаться в корпоративном мире, хочет перейти на новый уровень, он амбициозен. Но когда он встречает Роми, он видит в ней что-то, чему требуется бросить вызов, или какое-то пространство, которое не заполнено, причем и в нем тоже. Поэтому он ведет игру, чтобы пробиться сквозь фасад и посмотреть, что будет дальше. Как будет реагировать Роми? Заинтересует ли ее это? Заведет ли это ее? А его заведет? Постепенно ты начинаешь понимать, что те, кто получает в жизни так много уважения и преклонения за счет своей позиции, иногда нуждаются в чем-то обратном. Потому что они окружены таким количеством поддакивающих людей, что больше уже не могут.
Кадр из фильма «Плохая девочка»
Н.К.: Что интересно, Сэмюэл способен почувствовать это. Он настолько эмпатичен, что понимает Роми куда лучше, чем ее любящий муж. Он только вошел — и уже считывает ее очень быстро в разных ситуациях. И это не имеет никакого отношения к возрасту, но это как раз то, что вы назвали «химией» между Роми и Сэмюэлом. Это другой уровень отношений, не интеллектуальный, а такой странный, нутряной. Он работает, толкает и отталкивает, играет. Да, это игра, но игра опасная.
Х.Д.: Мне нравится, что зритель в какой-то момент начинает сомневаться, что Сэмюэл на самом деле существует. Возможно, он просто фантазия. Мы много говорили об этом и не показывали, как он живет в реальном мире, не даем каких-то фактов о нем, его истории…
Н.К.: Секунду, мы об этом не говорили с тобой!
Х.Д.: Ну да, мы говорили с Халиной. Потому что в сценарии есть пространство для такого допущения.
Кадр из фильма «Плохая девочка»
Н.К.: Вообще правильно, что не обсуждали это со мной, мне бы это помешало. Ведь я должна была играть Роми в моменте, чувствовать то же, что она.
— А что должен был чувствовать зритель?
Н.К.: Мне кажется, этот фильм заставляет чувствовать. Ты выходишь злым, заведенным, заинтригованным, завороженным. Что бы это ни было, это вызывает реакцию, заставляет спорить. Ну и здорово!
— У вас есть любимая сцена в фильме?
Н.К.: Сцена в рейв-клубе, где все танцуют. О, я была просто одержима этой сценой, я хотела играть ее бесконечно, снова и снова, умоляла Халину сделать еще дубль, и еще, и еще. Танцевать, прыгать, теряться в толпе. Понятно, что в сцене работала массовка, они не читали весь сценарий, но почему-то казалось, что они всё прекрасно понимают и про наших героев, и про весь сюжет. Спасибо им всем. Эй, друзья, все, кто участвовал в сцене с рейвом: мы вас любим!