EN
«Балканские мифы» — третья книга Наталии Осояну, посвященная народным верованиям и суевериям, мифическим и сказочным персонажам, более или менее легально живущим в массовом сознании и определяющим облик той или иной культуры. Критик Лидия Маслова представляет книгу недели специально для «Известий».
Наталия Осояну
«Балканские мифы. От Волчьего пастыря и Златорога до Змея-Деспота и рыбы-миродержца»
Москва : МИФ, 2025. — 320 с.
В предисловии автор обрисовывает, в чем заключались особенности работы именно над «Балканскими мифами» по сравнению с двумя предыдущими исследованиями — «Румынскими мифами» и «Мифами воды». Тут проявляется двойственная натура писательницы, которая вступила на путь фольклористики, мифо- и религиоведения уже после того, как создала обширный корпус беллетристики в жанре фэнтези. Скажем, фантастический цикл Осояну «Дети Великого Шторма», где функционируют пираты, охотники за сокровищами, пришельцы и прочие герои приключенческой литературы, напрямую связан с «Мифами воды» и свидетельствует о фундаментальном подходе: чтобы стать успешным писателем-маринистом, в идеале хорошо бы изучить всё, что связано с морем, и познакомиться со всеми причудливыми тварями, которые в нем обитают.
Наталия Осояну
С другой стороны, когда Осояну выступает в жанре non-fiction, в ней неизбежно просыпается беллетрист, который стремится не только поделиться информацией и ее анализом, но и развлечь читателя чисто литературными приемами. Вот и в начале «Балканских мифов» писательница посвящает в свой творческий процесс — он начался с выбора художественной метафоры, которая бы наглядно и образно отразила метод нового исследования. Прежде чем начать рассуждать о специфике Балканского полуострова как перекрестка цивилизаций и моста между Западом и Востоком, Европой и Азией, Осояну знакомит с одним милейшим мифологическим персонажем, в которого когда-то верили в Далмации — прибрежной части Хорватии. Это демон Орко, имеющий обманчивый облик кроткого ослика, который имел обыкновение ластиться к усталым путникам, предлагая им свои транспортные услуги и всеми силами добиваясь, чтобы его оседлали. А когда доверчивый прохожий поддавался на провокации орко и залезал на него, демон взмывал в небо и оставлял своего всадника на произвол судьбы где-нибудь на недосягаемой верхотуре: на дереве, скале или колокольне. «Вероятно, демон развлекался, наблюдая с безопасного расстояния за тем, как путник ищет способ вернуться на грешную землю, но поверья об этом умалчивают, — поясняет Осояну аналогию. — Таким демоном стал для меня замысел этой еще не написанной книги: зачарованная видом, открывшимся на Балканы с высоты, я не сразу поняла, насколько трудным будет путь вниз».
Забегая вперед, можно успокоить читателя, что со всеми виражами и завихрениями балканской мифологической мысли писательница справляется достойно и в итоге приземляется довольно изящно: начав с идеи Балкан как гордиева узла (тугого и крайне запутанного переплетения культур, традиций, религий, судеб и мифов), она им же и заканчивает, когда вводит в свой балкано-славянский пасьянс немного постороннего, на первый взгляд, «короля» — Александра Македонского, представителя совсем другой, греческой, культуры. Однако мифологизированная фигура великого завоевателя имеет к Балканам не только географическое отношение. Будучи приведена в большее соответствие христианским ценностям в таком произведении, как «Александрия Сербская», она становится важной частью сложного переплетения культурных взаимосвязей и влияний, напоминающего тот самый гордиев узел, с которым так решительно обошелся Александр в известной легенде. Осояну предостерегает культурологов от того, чтобы рубить с плеча, имея дело с такой сложной, неоднородной и испокон веков политически турбулентной территорией, как Балканы: «Мы убедились, что, даже если каждая нить по отдельности с первого взгляда выглядит самостоятельной, на самом деле в определенный момент она сплетается и срастается с соседними, образуя… нет, не бесформенный узел, а сложнейший узор. Переделать его невозможно, разрубить — значит уничтожить».
Потихоньку вытягивать отдельные ниточки из этого узла автор книги начинает с верований древних фракийцев, обитавших на северо-востоке полуострова и северо-западе Малой Азии, и иллирийцев, населявших северо-запад Балкан (где в наше время расположены Албания, Черногория, Босния и Герцеговина). Дальнейшая трансформация мифологического ландшафта региона связана с греческой колонизацией, начавшейся в VIII веке до н. э., потом — с римской аннексией, и еще более радикальный сдвиг духовной ситуации были обусловлен приходом христианства: «Христианское мироощущение легло на разнородный, многослойный языческий фундамент из фракийской, греческой, римской религии, суеверий и обрядов и породило сложную народную мифологию, в которой сохранились многочисленные реликты древних времен и культов, включая ритуалы, до сих пор определяющие фольклорный облик и наследие многих балканских стран и культур. Но, конечно, эта поразительная мозаика будет неполной без еще как минимум двух очень важных фрагментов — прихода славян на Балканы в VI–VII веках и османского завоевания, начавшегося в XIV веке». В качестве одного из самых оригинальных и специфически балканских религиозных явлений стоит отметить богомильскую ересь, которой Осояну посвящает отдельную главу.
Разумеется, не обошелся разговор о балканских мифах без вампиров и прочих демонических существ, щекочущих читательские нервы не меньше коварного летающего ослика. Как замечает Осояну, «знания о верованиях славянского периода, связанных с высшими божествами, неполны и во многом представляют собой реконструкции, опирающиеся на косвенные свидетельства», а вот низшая, народная демонология, зафиксированная этнографами, — хорошая основа «для изучения древней мифологии Балкан, поскольку более надежных археологических и письменных источников в достаточном количестве не существует».
В главе, посвященной народной демонологии, любители причудливых порождений хтонической тьмы могут пополнить свою коллекцию и словарный запас, познакомившись, например, с эффектной албанской демоницей кулшедрой — это «покрытое рыжей шерстью существо громадных размеров с длинным хвостом и грудями до земли, сочащимися ядовитым молоком». Извечный мужской противник кулшедры, иногда предстающий в образе змеи, — драгуа, использующий против нее в качестве щита собственную колыбель.
Рассказывая об их перманентной битве, в которой драгуа каждый раз побеждает, а кулшедра всё равно возрождается, Наталия Осояну выходит на уровень космических обобщений и ссылается на французского антрополога Альберта Дойю, усмотревшего в этом сюжете вечный бой порядка и хаоса, жизни и смерти: «Воин с талисманом из амниотического пузыря и щитом из колыбели, выступающий против мерзкой ядовитой твари, превращается, согласно интерпретации Дойи, в очень древний <…> образ, наполненный глубоким смыслом. Каждой своей победой он посрамляет даже не хаос, а неизбежность смерти, доказывая, что жизнь (в широком смысле, невзирая на судьбу индивида) продолжается».