Более полусотни работ главного фотографа-авангардиста XX века, дополненных его бытовыми вещами, — уже весомый повод прийти на выставку «Родченко. Личное», открывшуюся в центре конструктивизма «Зотов». Но еще привлекательнее проект становится, если знать, что представленные снимки отобрал сам автор, сказав: «Это то, что остается после меня». «Известия» оценили выбранный ракурс.
В кадре и за кадром
Александр Родченко, пожалуй, самый известный отечественный фотограф. И уж точно самый часто выставляемый. Сколько было экспозиций с его снимками — подсчету не поддается. И в этом плане каждый новый такой проект — риск. Чем завлечь зрителя? Как убедить его посмотреть то, что он в том или ином варианте наверняка видел не раз?
Еще смелее кажется идея ограничить жанровый диапазон фотографиями. В последнее время всё чаще и чаще выставляют живописные произведения Родченко, который во второй половине 1910-х оказался в своих экспериментах не менее радикален, чем Казимир Малевич. Любят кураторы и его прикладные (хотя не менее новаторские) вещи — коллажи, рекламу и тому подобное. Всё это, кстати, прежде демонстрировали на групповых выставках в «Зотове». Теперь же — оставлено за кадром.
Основа нового проекта — 58 фотографий, когда-то отобранных самим Родченко. В 1990-е наследники фотографа решили сформировать из них две музейные серии «Портфолио» и сделать в лаборатории мастера тираж (35 экземпляров) новых серебряно-желатиновых отпечатков в оригинальном авторском формате. Снимки были наклеены на плотную светло-коричневую бумагу с неровными «рваными» краями.
«Для представления фотографий мы следовали идеям Родченко и использовали способ крепления отпечатков на листе бумаги с тиснением. Он часто сам так монтировал свои небольшие (18×24 см) и более крупные (до 40×50 см) отпечатки для отечественных и зарубежных выставок 1920-х и 1930-х годов», — отмечал Александр Лаврентьев, внук Александра Родченко и Варвары Степановой.
Ранее их демонстрировали неоднократно — в том числе Галерея братьев Люмьер вместе с фондом Still Art, владеющим работами и наследника Родченко, участвовавшая в организации новой выставки. В «Зотове», однако, есть две оригинальные особенности экспонирования. Во-первых, само пространство. В круглом зале стенды из белых стальных сеток расходятся из центра, как лучи. Зритель может начать с любого из этих «лучей» и любым закончить. И во-вторых, снимки дополнены личными вещами Родченко и Степановой — начиная с кожаного пальто (в нем художник запечатлен на фотографии-кинопробе к «Генеральной линии» Эйзенштейна) и заканчивая деревянным пресс-папье, карандашом и письмами супругов.
Личный взгляд
Идея понятна и подчеркнута названием проекта: сместить фокус на личность Родченко, напомнить, что хрестоматийные образы создал живой человек — любивший, друживший, общавшийся с такими же, как он, молодыми реформаторами искусства. Тексты, сопровождающие портреты Владимира Маяковского, Сергея Третьякова, Лили Брик, Николая Асеева и других деятелей культуры 1920-х, предлагают посмотреть на них как на товарищей Родченко, а не просто случайных моделей или персонажей из школьного учебника.
Но вот мы видим хрестоматийные кадры с балконами дома на Мясницкой, пионером, трубящим в трубу, женщиной с ребенком на лестнице (удивительный «ритм» ступеней одновременно оказывается жутковатой рифмой к одесской лестнице из «Броненосца «Потемкин»!) — и личное неизбежно отходит на второй план. Сколько уже было сказано о необычных ракурсах Родченко, его авангардной геометрии, переосмыслении опыта супрематизма в приложении к фигуративному искусству — а лучшие работы художника по-прежнему завораживают и притягивают взор.
Александр Родченко. В мастерской
Александр Родченко. Критик Осип Брик, 1924 Александр Родченко. Лестница, 1929 Александр Родченко. Лиля Брик, 1924 Александр Родченко. Пожарная лестница, 1925 Александр Родченко. Пионерка, 1930 Александр Родченко. Полевые цветы, 1937 Александр Родченко. Портрет матери, 1924 Александр Родченко. Поэт Владимир Маяковский, 1924 Александр Родченко. Улица, 1929
Как и его современник Дзига Вертов, Родченко смог соединить самые смелые формальные эксперименты с живым дыханием раннесоветской жизни. Динамику линий, движения — с динамикой самой эпохи. Но если Вертов работал в кино и его ключевым инструментом стал монтаж, Родченко остался верен статичному жанру фотографии, сумев, однако, привнести сюда ничуть не меньший драйв. Показателен не самый известный (по сравнению с вышеперечисленными хитами) снимок «Скачки» 1935 года. Стремительно несущиеся лошади с наездниками — то, что бросается в глаза сразу. Однако невероятную внутреннюю устремленность рождает не только сюжет, но и направленность линий, и расположение объектов в кадре, и даже чуть съехавший фокус.
Снимок эпохи
Вообще в этой коллекции ценителям искусства интереснее, конечно, не то, что все и так знают, а менее раскрученное, может даже, не столь типичное для Родченко. Например, восхищающая своим лиризмом работа 1937 года «Полевые цветы»: девушка положила голову на стол, рядом с вазой, в которой букет. И композиция, выразительность которой усиливается еще лучом света, пересекающего фигуру героини, вдруг обретает восточное звучание. Кажется, что перед нами японская красавица с головным убором-икебаной.
Ну а фотография «Водитель» 1929 года скрывает секрет — селфи: художник со своей лейкой отражается здесь на заднем плане в круглом зеркале автомобилиста (мотоциклиста?). В кадр еще попадает курительная трубка — и хотя с точки зрения содержания она тут совершенно лишняя, композиционно этот элемент очень кстати. Да и обаятельная эксцентричность образа возрастает в разы.
«Родченко. Личное» не претендует на открытие. Но составившие ее серии хочется сравнить с одной из великих классических симфоний, которую можно и нужно исполнять снова и снова — потому что в каждом новом месте (музейном) и контексте (историческом) она будет восприниматься по-новому и каждое следующее поколение увидит в ней что-то свое. Есть ли здесь какая-то актуальность именно для наших дней? Пожалуй, ведь Родченко снимал такой же стремительно меняющийся мир — в первой половине 1920-х страна переживала один из самых драматичных периодов своей истории. И этот пульс истории в фотографиях Родченко прекрасно чувствуется. Однако кто-то может счесть подобные параллели натяжкой. Да и, по большому счету, это не так уж важно. Великое искусство на то и великое, чтобы быть интересным всегда — вне зависимости от времени и пространства.