EN
Крупнейшее событие в литературе о музыке 2022 года, бестселлер «Вера, надежда, резня» переведен на русский язык и выпущен издательством «КоЛибри». Это уникальная возможность «подслушать» сорок часов бесед Ника Кейва с журналистом Шоном О’Хаганом в разгар пандемии. Читать эту книгу временами страшно, временами смешно, но всегда безумно интересно. «Известия» объясняют, почему.
Чем сейчас занимается Ник Кейв
Поневоле Ник Кейв оказался Иовом современного рока, и горечь его лирических героев обрела плоть. В 2015 году трагически погиб сын музыканта Артур, во время пандемии Кейв потерял мать — и не смог с ней попрощаться. А когда книга «Вера, надежда, резня» готовилась к печати, покончил с собой другой сын Кейва, Джетро Лэзенби. И с первых страниц этого увесистого труда (на английском около 300 страниц, на русском — более 400) становится понятно: Кейву нужно выговориться.
Лишенный возможности гастролировать, перемещающийся из дома в студию и обратно, Кейв со всех сторон окружил себя социальными активностями. Он отвечает на сотни вопросов на своем сайте The Rad Hand Files (можно спросить о чем угодно, даже сейчас). Пишет детские сказки, продает свои скульптуры, даже дизайном одежды занимается. Не оставил себе ни одной свободной минуты. И всё же этого явно недостаточно. Ему нужно не интервью, а исповедь, и принимает ее критик Шон О’Хаган, с которым Кейв знаком больше 30 лет. Принимает терпеливо, деликатно, не настаивая на своем, жертвуя стройностью повествования, но при этом стараясь вытащить из Кейва всё, что мешает ему жить.
С Кейвом говорить трудно, это сразу заметно. Он неврастеничный и ранимый эгоцентрик и нарцисс, его интересы замкнуты на нем самом, на искусстве, на сочинительстве и записи песен. И, конечно, на духовности, главной теме его композиций, где богоборчество переходит в молитву и возвращается к состоянию гнева и хаоса иногда в рамках одного трека, не говоря уже об альбомах.
«Откровенное неприятие божественного вредно для сочинительской деятельности, — размышляет в книге Кейв. — Атеизм мешает музыкальному творчеству. Это ставит тебя в невыгодное положение, потому что возможности твои ограниченны, к тому же отрицается сама священная суть музыки. По моему опыту, это просто зашоренность».
Какими были концерты Ника Кейва в России
Ника Кейва в России знают и любят давно, он много раз приезжал сюда с концертами, и, конечно, главный его сценический образ — это беснующийся пастор в костюме-тройке и с сигарой в руке. Судя по книге, Кейв вполне соответствует своему лирическому герою, и существенная часть текста — его размышления на тему Ветхого Завета, своих отношений с христианством и другими религиями. И — обсуждение текстов песен, которые Кейв написал об этом в разные годы.
Хотя чаще всего в книге обсуждаются самые свежие на тот момент альбомы Ghosteen и Carnage (та самая «Резня», которая эффектно вынесена в заголовок), Шон О’Хаган слишком любит раннее творчество Кейва, чтобы периодически не вбрасывать ему цитаты из классических хитов 1990-х годов. Кейв чаще всего нехотя, но всё же комментирует их, втягивается в спор, и тут возникает еще один пласт книги.
Ник Кейв с журналистом Шоном О’Хаганом
Наркозависимость. Мы вдруг обнаруживаем, что какую бы старую песню ни вспомнил О’Хаган, она, по воспоминаниям Кейва, скорее всего писалась в рехабе. И сразу следуют яркие описания и лечебниц, и товарищей по несчастью, и страстей, которые обуревали Кейва в те моменты. И вдруг альбомы Boatman’s Call, Let Love In, Tender Prey обрастают такими подробностями, что мы совершенно иначе теперь смотрим на песни, которые знали наизусть и которые давно часть нас. А если сочинялись не в рехабах, то между ними. И вот возникают полицейские, которые ловили Кейва с наркотиками, возникают музы, ради которых он пытался завязать, а потом снова срывался. «Известия» напоминают — употребление наркотиков опасно для жизни, оборот наркотических веществ преследуется по закону.
Очень трогательные воспоминания о матери, например о том, как она приехала к молодому сыну в Лондон, а он не решился показать ей, где жил в тот момент, потому что это был сквот с выбитыми стеклами, поломанной мебелью и кучей нищих богемных наркоманов. Кейв мрачновато замечает, что большая часть его друзей молодости уже на том свете, и мы понимаем причину. Сам музыкант много лет назад избавился от наркозависимости и давно ничего не употребляет. На своем сайте The Rad Hand Files он охотнее всего отвечает тем, кто еще не решил эту проблему.
Конечно, чтобы читать эту книгу, нужно знать хотя бы главные хиты Кейва: О’Хаган слишком занят беседой, чтобы подробно объяснять, какие строчки и почему его всегда интересовали. И читателю поэтому необходимо, чтобы эта музыка была родной, звучала в ушах, когда читаешь. Правда, один зарубежный критик написал, что он «специально до конца книги не гуглил, кто такой вообще Кейв, и всё равно получил огромное удовольствие». А после пошел слушать музыку.
Концерт Ника Кейва
Впрочем, как уже говорилось, в России у Кейва с известностью проблем нет, он совершенно наш, среди любителей рока вряд ли найдутся те, кто ухитрился пропустить все его концерты, и всё равно у них наверняка есть куча его любимых хитов. Но когда О’Хаган и Кейв начинают обсуждать других исполнителей, тут, скорее всего, даже меломанам придется поднапрячься и поискать то, о чем идет речь. Потому что вкусы у Кейва специфические: новую музыку он практически не слушает, а в старой его интересуют большей частью блюз и кантри, и нужно обладать эрудицией О’Хагана, чтобы сразу ловить цитаты Кейва и не путаться среди неймдропинга.
Но поскольку стержень и причина книги — исповедь, то чем дальше, тем больше Кейв говорит о семье. Об умершем сыне, о матери, о жене, о близких друзьях-музыкантах, с которыми он в разное время проводил годы в студиях и на гастролях. Кейв не был бы Кейвом, если бы не огрызнулся на какую-то реплику О’Хагана, что тем, кто был партнерами Кейва, грех жаловаться, ведь он давал им куда больше, чем они ему. А то некоторые вот выставляют его вампиром, дескать, все соки из людей вытягивает и потом выбрасывает жертв на помойку. И тут мы понимающе улыбаемся. Кто осудит старину Кейва, которому за гениальность всегда будет прощаться больше, чем другим?
Ник Кейв
Тем более что образ Иова встает у нас перед глазами всё ярче. Поначалу смущает, что книга лишена иллюстраций: как можно было упустить такую возможность, когда перед нами такой яркий харизматик? Но потом понимаешь. Это чтобы воображение работало интенсивнее. Чтобы каждая мысль Кейва превращалась в такой же образ, как в его песнях. В которых, как он сам признается, раньше горечь, гнев и страх были относительно абстрактными, а теперь возраст и пережитый опыт сделали это «более аутентичным». Стоит подумать, сколько точной и страшной иронии в этих словах.
Книга «Вера, надежда, резня» — это подарок всем нам. Всем тем, кто скучает по сумасшедшим концертам Ника Кейва, этой непредсказуемой энергии, этому временами невыносимому, но никогда не пошлому лиризму. По его историям, по роялю, по мрачному нависанию над концертным залом, которое сменяется неистовой истерикой. А сам Кейв тем временем мучительно переживает, что из-за старения скоро не сможет выполнять свой любимый жест: упасть на колени перед залом так, чтобы кости захрустели. Потому что не только мы его любим, но и он нас.