Дмитрий Чеботарев сыграл инфернального бармена в новом драмеди «Дорогая, я больше не перезвоню», которое выйдет в прокат 6 марта. Актер, популярность к которому пришла с ролью Олега Волкова в кинокомиксе «Майор Гром», рассказал, как справляется с выгоранием из-за загруженного графика проектов, почему ушел из Театра Станиславского спустя 14 лет службы и почему считает, что чем больше сказок в российском кино, тем лучше.
«Устаю физически и эмоционально, но выгорания нет»
— «Дорогая, я больше не перезвоню» — не просто комедия о жизни и смерти, это фильм о биче поколения миллениалов, синдроме отложенной жизни. Расскажите, как вы попали в этот проект и чем эта история вас привлекла?
— Попал я на этот фильм, как и все — через кастинг. С режиссером и сценаристом Сашей Фоминым мы уже до этого работали на «Караморе», но никаких подковерных игр, прямого предложения или чего еще не было. Пригласили на пробы, я пришел со своими идеями, Саша вывалил на меня ворох своих. Мне показалось, что всё сложилось, а на следующий день мне написали, что да, будем работать. Помимо того, что меня в этой истории привлек ее режиссер и сценарист, был еще и актерский состав. Никита Ефремов, Мила Ершова — мы давнишние приятели, поэтому поработать вместе было одним большим удовольствием. На съемках было весело.
И, конечно же, сама история. Мне кажется, она с очень легким, изящным, аккуратным юмором рассказывает о тех сложных вещах, о которых мы все задумываемся, но иногда об этом просто неудобно говорить. О том, что нас ждет после земного пребывания. И в таком ключе мне было очень любопытно поговорить на серьезные темы.
— То есть вы сами подвержены экзистенциальным рассуждениям?
— Не скажу, что часто пускаюсь в подобное. Но, конечно, меня страшит смерть. Страшит всё сильнее и сильнее с обретением семьи. Появляется больше ответственности за себя, за свою жизнь, за свое здоровье. Я теперь не один. Раньше я не думал, что со мной может что-то случиться, а если бы и произошло что-то, мол, ничего страшного. Сейчас вообще не хочется, чтобы что-то могло произойти, потому что просто страшно.
— То есть трюки на съемках вы сейчас уже сами не бежите исполнять?
— Нет, в профессиональном плане я как раз стараюсь развиваться и всё максимально делать сам. Слава богу, моя профессия не связана с вопросами жизни и смерти.
— В фильме вы играете инфернального бармена. Для этой роли учились коктейли мешать?
— Я благодарен своей профессии, что она позволяет мне открывать много нового, учиться чему-то. Но как раз здесь не стояла задача делать филигранные барменские трюки. Если бы режиссер сказал, что надо, то пошел бы, конечно. Но здесь герои пьют обычную воду, приправленную фантомными вкусами и их воспоминаниями. А готовить воду не так сложно (смеется).
— В одном интервью вы говорили, что в актерскую профессию пошли от скуки. От скуки можно пойти куда угодно, но вы выбрали дорогу в кино…
— Да, верно. Но не кино и не актерство. Я выбрал Институт культуры в Хабаровске, кафедру режиссуры театрализованных представлений и праздников.
— Но сейчас вы именно в кино. Почему тогда именно здесь, и за что его любите?
— По воле судьбы и, видимо, в благодарность за мои труды и умение не опускать руки, когда тяжело. Наверное, именно поэтому я сейчас и в кино, и в театре много работаю. А люблю я его как раз за то, что мне больше не скучно. Да, я пришел в эту профессию в бегстве от скуки. Она меня спасает.
Дальше подключаются бытовые вопросы: эта профессия меня также и кормит, и одевает. Но самое драгоценное в ней — возможность каждый вечер выйти к зрителю в театре и о чем-то с ним поговорить. И ценность этой профессии в моих глазах еще больше возрастает, когда я получаю обратную связь, что я как-то внезапно повлиял, кому-то даже помог.
— И сейчас вы один из занятых и востребованных артистов. Только в этом году я насчитала уже пять премьер с вашим участием.
— А их должно быть семь!
— Неужели при таком графике и ритме жизни не ощущаете выгорание? Усталость?
— Выгорания нет. Устаю физически и эмоционально, но желания всё бросить нет. Иногда бывают моменты, когда я четко понимаю, что нахожусь сейчас на том уровне эмоционального и физического наполнения, когда нужно прерваться, сделать перерыв, иначе никому не будет хорошо. И я сам буду мучиться, пытаясь выдать максимум, а он в таком состоянии просто невозможен. Да, такое случается, но редко. Меня спасает семья, спасает то, что дома ждут, и я с удовольствием туда возвращаюсь.
— В какой момент вы ощутили пик своей востребованности или популярности?
— На самом деле я думаю, что он еще впереди.
— Но на улице уже активно узнают?
— Теперь уже да.
«С ролью Олега Волкова я не боялся никакого клейма»
— «Карамора», «Майор Гром», «Прометей», «Волшебник Изумрудного города», «Челюскин. Первые», «Дорогая, я больше не перезвоню» — все ваши роли в этих проектах совершенно разные, у вас нет одного амплуа. Это ваш сознательный способ так разнообразить актерскую жизнь? Как вы выбираете своих героев?
— Я выбираю интересных и объемных персонажей, за которыми интересно следить еще при чтении сценария. Персонажей, которые не являются костылем для истории и просто помогают двигаться сюжету функционально, а в которых я могу что-то заложить и постараться создать глубокого, но понятного зрителю героя, за которым интересно будет следить, которому можно сопереживать или, наоборот, не любить его. Главное, чтобы он был живой.
И да, я стараюсь каждый раз придумывать нового персонажа. Это непросто, но мне кажется, пока что мне удается, чтобы они получались уникальными, как и любой человек. Даже два внешне идентичных близнеца всё равно уникальны. Я всегда вижу поле для создания таких героев, и я хочу это делать. Не хочу, чтобы кто-то говорил, что я играю одно и то же.
— Когда присоединились к «Майору Грому» в роли Олега Волкова, не боялись, что можете в сознании людей так и остаться парнем из фильмов по комиксам? В западном опыте таких случаев немало.
Кадр из фильма «Майор Гром»
— С этим тезисом я не соглашусь. Потому что тот же Марк Руффало не остается Халком, а Роберт Дауни-младший в первую очередь не Тони Старк. Ему, как мне кажется, опаснее было остаться для всех Шерлоком Холмсом. Но он просто большой и хороший артист, и мы долго сможем перечислять его роли.
Да, для очень большого числа людей Руффало будет Халком, Дауни — Железным человеком, а я буду Олегом Волковым. И в этом нет ничего страшного, потому что эти люди его любят, они следят за этим героем. И это также мой зритель, для которого я пытаюсь создавать того Олега Волкова, за которым они будут следить.
Нет, я не боялся, что это будет какое-то клеймо или бремя, которое я буду нести всю жизнь. После «Майора Грома» у меня уже очень много проектов, и даже до него были. Не так много, но тоже были. Поэтому в этом плане у меня никаких страхов нет.
— Фанбаза у этой франшизы в России мощная. Я читала, что когда показывали «Майор Гром: Игра», люди по 60 раз ходили на этот фильм в кино.
— Да, фанатское сообщество нас очень поддерживает. И я за это могу быть только благодарным. Только с их поддержкой и такой обратной связью мы находим в себе силы продолжать дальше этим заниматься. И мне бы хотелось, чтобы это выходило на общероссийский уровень. Потому что когда ты видишь такую реакцию многотысячной фанбазы, а потом смотришь на сборы («Майор Гром: Игра» собрал в российском прокате 557 млн рублей. — Ред.), хочется, чтобы это уравновесилось.
И хочется, чтобы зрители не боялись смотреть наше кино по комиксам. Хочется больше рассказывать, что комиксы — это не просто веселые картинки для детей, там зашифровано очень много общечеловеческих смыслов. Я рад, что мы продолжали этим заниматься, что развиваем индустрию, это правда двигает ее вперед.
— В прошлой части судьба Олега Волкова закончилась неоднозначно, в комиксах она еще более неоднозначная. Про вашего другого героя, Урфина Джюса, будет целый спин-офф. С Олегом Волковым ждете такую историю?
— Я сейчас записал аудиокнигу «Волков», она буквально на днях вышла. Это тоже был классный опыт, потому что книга рассказывает о не самых известных моментах его биографии. Мне самому было любопытно узнать своего героя с другой стороны. И хотел бы ли я спин-офф про Олега Волкова? Конечно же! Кто вообще не хочет отдельный фильм про своего персонажа?
— И если возвращаться к роли Урфина Джюса из «Волшебника Изумрудного города», то эта франшиза, судя по планам, растянется на годы. Вам не кажется, что из-за засилья сказок в нашем кино у нас стала ощущаться нехватка жанрового многообразия?
— Как мы видим, у каждой сказки есть свой зритель, люди идут. Как говорится, «если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно». Я двумя руками за то, чтобы исследование наших сказок продолжалось. Именно наших, потому что материала там непаханое поле, даже какие-то наши славянские сказания.
Мы выросли совсем на других сказках, если современный ребенок их сейчас посмотрит, у него будут вопросы, почему там никто не летает, что с графикой? Но это был свой путь, свой опыт, он был потрясающий. Это наше наследие, поэтому почему бы не продолжать, только с новыми мощностями?
Сказки — это пространство, где происходит проверка индустрии и ее мощностей: качества графики, масштабов съемки, изготовления декораций, костюмов, актеров, бюджетов. На этом примере мы уже понимаем, что если делать блокбастер, не обязательно сказку, у нас уже есть все мощности, чтобы создать хорошее зрительское кино.
— В какой еще сказке хотели бы сняться?
— Какой-то конкретной мечты у меня нет. К тому же теперь я Урфин Джюс, не знаю, можно ли мне претендовать на другой сказочный образ. Но мне очень понравились съемки «Волшебника Изумрудного города», было сказочно, поэтому я бы с удовольствием еще снялся в подобном проекте.
— Дети посмотрели? Как оценили?
— Дочка посмотрела. Мы очень к этому готовились. Когда меня утвердили на роль, рассказал ей, что буду Урфином Джюсом. Она сказала, что теперь и ей надо все книги прочитать. Мы тогда совместили приятное с полезным: я читал ей книги и сам дополнительно готовился, вспоминая эту историю.
Кадр из фильма «Волшебник Изумрудного города»
— У вас дочка еще совсем маленькая, но сама уже выпустила книгу сказок.
— Ей шесть лет, у нее вышла книга «Ивашины сказки». Это маленькие, коротенькие сказочки, которые она сочиняла до трех лет. Я это воспринимаю как стремление маленького человека осознать происходящее в мире, понять те чувства, эмоции, которые для нее только в новинку — взаимоотношения с друзьями и с миром.
Все эти переживания выливались в сказки, которые она сочиняла и рассказывала мне перед сном. Одну сказку рассказывай ей я, одну, свою, рассказывала мне она. Я решил их записать, и потом она со своим педагогом по рисованию сделала к ним иллюстрации. Сама того не зная. И спустя три года мы выпустили эту книгу тиражом в 2 тыс. экземпляров. У нее даже автограф-сессии были в Москве и Санкт-Петербурге.
— Когда ты рождаешься в семье двух артистов, твоя судьба предопределена?
— Нет, конечно. Понятно, что когда ребенок каждый день видит, как мы что-то готовим, что-то разбираем, читаем, то она этим проникается. У нее недавно были кинопробы, например, потому что она захотела попытаться. Она их не прошла, но поняла, что ей нужно еще чему-то учиться, лучше подготовиться.
Мы этим переживаниям посвятили один день, а дальше она продолжила заниматься рисованием, музыкой, балетом. Нет такого, что она фанатично хочет стать артисткой. Посмотрим, что будет дальше, но главное, что чем она захочет, тем и будет заниматься.
«Театр как явление из моей жизни никуда не ушел»
— Вы долгое время ассоциировались с Театром Станиславского. И вот ушли из него. Что-то случилось?
— Я ушел после 14 лет. Но всё очень прозаично — просто не хватает времени. Поэтому мы расстались по любви, пожелали друг другу удачи. И я уже даже возвращался туда, два спектакля сыграл. Но я просто забрал оттуда трудовую, потому что я не могу ставить театр на второй план, пока я там официально работаю, нахожусь на службе.
У меня с театром и кино в последнее время часто происходил конфликт графиков, и порой мы не могли договориться. И я понимал, что это уже идет в ущерб всему, потому что, как вы сами уже заметили, у меня очень много работы. Я за нее, конечно, благодарен Богу, Вселенной и тем людям, которые меня приглашают работать. Хочется сказать: «Спасибо большое, не останавливайтесь, я постараюсь вас не подвести».
Но театр как явление из моей жизни не ушел. Я играю спектакли и в Театре наций, и в Театре Станиславского что-то еще поигрываю. У меня есть моноспектакль в театре-сцене «Мельников», бывшем театре Виктюка. Есть два независимых проекта, которые играются как антреприза. Есть огромное количество предложений из разных театров, но буквально месяц назад я отказался от двух очень классных спектаклей с очень классными ролями в хорошем театре. Потому что я не хочу никого обманывать, давать невыполнимые обещания и не могу заставлять людей ждать меня. С чего вдруг они должны меня ждать, если есть огромное количество других прекрасных артистов?
— Как сейчас обстановка в бывшем Театре Виктюка после назначения туда Константина Богомолова?
— А я не знаю. У меня там спектакль из проекта «Голоса страны» под руководством Константина Богомолова. Он просто туда переехал, решили там играть. Я, по сути, в самом театре ни с кем не пересекаюсь. Там были какие-то волнения?
— Писали про снятие из репертуара культовых постановок, труппа переживала, что всё виктюковское с приходом Константина Юрьевича уйдет.
— Конечно, об этом всегда переживают, но, по-моему, там ничего не ушло. Когда я работал в театре Станиславского, у меня сменилось три художественных руководителя. И, конечно, с каждым новым мы очень волновались. В глубине души всегда надеялись на что-то хорошее, но готовились и к худшему в том числе. Слава богу, все работают, а театры живут.
Как я понимаю, помимо спектаклей Романа Виктюка, в театре сейчас ставят новые, какая-то часть спектаклей с Бронной, скорее всего, тоже туда переместится. И я думаю, что образуется новое содружество, потому что там очень хорошая, воспитанная и обученная труппа, там свое очень хорошее наследие. И зритель у них свой тоже есть. Осталось только, чтобы этот зритель полюбил и то новое, что там будут делать. Но мне кажется, это вполне нормальный процесс.
Когда к нам пришел Борис Юрьевич Юхананов, он вообще снял весь репертуар. Мы полтора года просто репетировали «Синюю птицу» и ничего не играли. Он разобрал сцену, перестроил весь театр. Мне кажется, 90% наших постоянных зрителей, придя в совершенно новый театр на постановки современных иностранных режиссеров, просто отвалились. Они поняли, что это не тот театр Станиславского, в который они всегда ходили. А в театре-сцене «Мельников» из-за того, что сохранилась часть зрителей из-за оставшихся спектаклей романа Виктюка, этот процесс привыкания будет менее болезненным.