EN
Поздний роман Юкио Мисимы, классика японской литературы и одной из самых ярких фигур ХХ века, погружает читателя в водоворот подавленных сексуальных желаний, инцеста, лжи и преступной страсти. Мисима мучает нас загадками, на которые не так просто найти ответ. Например, «музыка», о которой идет речь, — это метафора или нет? И если метафора, то чего именно? Обо всём этом можно будет прочесть уже сегодня — с 1 мая «Музыка» издательства «Азбука» поступает в продажу. А пока «Известия» публикуют одну из первых глав романа.
Юкио Мисима «Музыка» (фрагмент)
Моя клиника состояла из трех помещений с плотно закрывающимися дверями и прекрасной звукоизоляцией. Чтобы предотвратить естественные ассоциации, возникающие при чрезмерном возбуждении органов чувств, в них не было ни цветочных ваз, ни картин в рамах, зато в приемной я постарался по возможности создать приятную обстановку: большие окна, удобные кресла, обивка которых продуманно сочеталась с цветом стен, на журнальной стойке — иллюстрированные японские и европейские журналы, ваза со свежими цветами. Как-то раз пациент, вынужденный долго ожидать своей очереди, съел желтые хризантемы из вазы, но то был исключительный случай.
Хризантемы мне вспомнились потому, что утром, когда в мою клинику впервые пришла Юмикава Рэйко, они стояли в вазе, — определенно, это было ясное осеннее утро.
Накануне мы созвонились и договорились о приеме, и в этот день Юмикава Рэйко была первой посетительницей. По телефону она производила нормальное впечатление, хотя довольно низкий голос выдавал смену настроения, а в тоне проскальзывала легкая нервозность. У нее было рекомендательное письмо от врача из больницы, моего давнего друга. С какой стороны ни посмотреть, этот случай не представлялся мне сложным.
Тем утром я пришел в клинику, поздоровался с ассистентом Кодамой и медсестрой Ямаути и ко времени, на которое мы договорились с Юмикавой Рэйко, переоделся в белый халат. Она пришла в ярко-красном пальто, опоздав минут на семь. За ее приверженностью к цвету, привлекающему взгляды, скрывалось некое состояние души.
Меня поразила красота Рэйко: ей было 24 или 25, но на фоне ярко-красного пальто дорогая, неброская косметика казалась естественным цветом лица.
Правильные, но не холодные черты. Хорошей формы нос делал ее профиль очень привлекательным, однако не вызывал ощущения, будто его владелица высокомерна, — он был достаточно мил. Пухлые губы, небольшой изящный подбородок. Ясные глаза — в них не было ничего, что называется, ненормального.
Но, когда я вышел поздороваться, она попыталась приветливо улыбнуться, и именно в этот момент щека у нее задергалась в тике.
Я сделал вид, что не заметил этого спазма — явного признака истерии. Тик был не такой уж страшный: несколько раз легкой зыбью скользнув по щеке, он исчез.
Девушка явно пребывала в замешательстве. Я умело притворился, что не обратил внимания, но она всё поняла. Может быть, подобное сравнение прозвучит странно, но в ту минуту она походила на красавицу, которая на краткий миг обернулась лисой.
Обложка книги «Музыка»
В ясный день поздней осени за окном стеной выстроились офисные здания, театр, отель, другие многоэтажные дома, и в моей приемной, где каждый посетитель чувствовал, что находится в современной клинике, возникшая фантазия была абсолютно неуместна.
Я пригласил Рэйко в кабинет, заверил, что здесь нет причин беспокоиться насчет посторонних глаз и ушей. Потом предложил ей сесть в кресло, которое во время сеанса принимало удобное для пациента положение, положил на стол перед собой блокнот и, стараясь сделать вид, что не придаю записям особого значения, устроился на низком стуле.
Когда мы остались вдвоем, она приятным голосом изложила суть дела:
— С нынешнего лета у меня отчего-то плохой аппетит. Я думала, летом в этом нет ничего особенного, но порой возникала тошнота. Такое было не раз, снова и снова, и это очень мешает. Я пыталась пить готовые желудочные таблетки, но совсем не помогло. Я заметила это недавно и испугалась. — Рэйко острым кончиком языка облизнула верхнюю губу и запнулась. — Я предположила, что беременна.
— Был повод подозревать? — сразу спросил я.
— Да, — с гордостью произнесла Рэйко и после столь смелого ответа продолжила: — Об этом я хочу рассказать позже, по порядку. Я пошла к врачу, но оказалось, что признаков беременности нет. Несколько раз посещала терапевта, господина R, но после разных обследований никто ничего так и не понял, и на основании моих жалоб меня направили сюда.
Затем Рэйко по собственному почину принялась рассказывать о своей семье, о том, как она росла; я не перебивал, дав ей возможность говорить. Вот что она рассказала.
Юмикава — богатая семья из города Кофу, отец принадлежит к 17-му поколению знаменитого старинного рода. Сама Рэйко, когда окончила в родном городе женскую школу, пожелала продолжить учебу в Токио в женском университете S и жила там в общежитии. Обещала после окончания университета сразу вернуться домой, но потом решительно отказалась от этих планов, поскольку терпеть не могла жениха — троюродного брата, — убедила отца, что ей нужно еще немного изучить общество, и устроилась на службу в крупную внешнеторговую компанию. С тех пор прошло уже два года, и, если она теперь уедет в родной город, ее ждет свадьба с противным ей мужчиной. Так что она решила и дальше оставаться в Токио, снимает квартиру, живет, как ей нравится, а любящий отец, хотя на словах и сердится, присылает ей достаточно денег.
Прекрасное положение, — кажется, большего и желать нельзя. Зарплата, которую Рэйко получает в компании, по сути, идет на карманные расходы: нет необходимости отправлять деньги родителям, это они полностью обеспечивают ее. Отец, похоже, уверился в том, что при благополучной во всех отношениях жизни со здоровьем дочери всё будет хорошо.
Однако с наступлением осени к упомянутым выше симптомам — отсутствию аппетита и тошноте — добавился замеченный мною ранее тик.
— Так странно. Как будто мое лицо незаметно для меня забегает вперед…
Такое высказывание, типичное для психолога, указывало на незаурядный ум, но, пока она говорила, ее щека снова задергалась в тике, и я чувствовал, что Рэйко усилием воли удерживает на лице напряженную улыбку — чудилось, будто она мне подмигивает. Она старалась побороть тик, а он, наоборот, проявлялся: такие шутки всегда играет сопротивление истерического свойства.
И тут Рэйко вдруг произнесла нечто странное:
— Доктор, почему так происходит? Я не слышу музыки.