Содержание:
Встать в один ряд с Георгием Милляром было очень-очень страшно, признается Елена Яковлева. Народная артистка России вновь появится на экранах в образе Бабы-яги. 27 сентября на START состоится премьера главного сказочного блокбастера осени — сериала «Последний богатырь. Наследие». Накануне «Известия» встретились с Еленой Яковлевой и поговорили об экстремальных съемках в сказке, умении носить страшные маски и роскошные наряды, популярности ремейков и отсутствии сценариев для опытных актрис.
«Экстрима на площадке хватало»
— Сериал «Последний богатырь. Наследие» превратился во вселенную героев Белогорья. Значит ли это, что русские сказки и былины в состоянии потеснить Marvel и перетянуть аудиторию на свою сторону?
— Я думаю, они уже это сделали. Судя по отзывам зрителей, получается, что наши герои им уже ближе. Даже в какой-то степени затмевают западных. Плохого кино в Голливуде, на мой взгляд, больше, чем хорошего. Как и у нас.
— Страдаете ли вы от отсутствия голливудского кино?
— От отсутствия хорошего кино — да, конечно, страдаю, как по поводу голливудского, так и по поводу нашего. Но у нас в прокате было много и, мягко говоря, не очень качественных фильмов. Вот по отсутствию таких фильмов я абсолютно не страдаю.
— Какова была ваша реакция, когда вам, красивой женщине, предложили сыграть Бабу-ягу в «Последнем богатыре»? Долго ли вы думали?
— По-моему, я вообще не думала. Мне было просто сразу же страшно!
— Почему?
— Страшно, потому что в советских сказках Бабу-ягу играл замечательный Георгий Милляр. И встать в один ряд с ним было очень-очень страшно.
— А переживания, что пластический грим может повредить вам, были?
— Мне сказали сразу, что будет пластический грим, и довольно-таки тяжелый. С моего лица сделали маску. После того создавали маску персонажа. Красили ее гримом так, как должно быть, на вкус и взгляд режиссера Антона Маслова и художника Петра Горшенина. Потом, когда мне это всё на лицо уже наклеили, когда я поняла, что в этом можно существовать и пытаться что-то сделать, вот тогда уже было на так страшно. Появилось ощущение, что сравнивать с Милляром не будут по одной простой причине, что это две абсолютно разные концепции данного образа.
— Грим и образ в целом с вами согласовывали?
— Мое мнение тоже учитывалось. Костюм изначально был просто шикарен. Парик с дредами — фантастический. Хотя гримеры предлагали много вариантов причесок. Были еще нюансы, как говорить в маске. И когда придумалось, как с этим лицом разговаривать, и стало более-менее получаться, появился и голос Бабы-яги. Это совместное творчество. Нельзя сказать, что я пришла и всё сама придумала. Это не так.
Виктор Хориняк и Елена Яковлева в сериале «Последний богатырь. Наследие»
— Колдовство и ворожба в кадре не опасны?
— Меня про это спрашивали, когда я Вангу играла. И тоже была с пластическим гримом. Говорили: «Ведь Ванга же была категорически против, не хотела, чтобы ее каким-либо образом изображали». Где это сказано? Нигде. Наоборот, она очень любила популярность, большое количество людей к ней прислушивались. Она была самым медийным человеком в мире в этом сообществе. Кто только к ней не обращался. И не боялись же. Хотя действительно страшно, если скажут, что ты завтра умрешь. Ну кому хочется к этому приходить, правда?
Я же понимаю, что это кино и всё не по-настоящему. Ворожба, заговоры какие-то, темная комната с зеркалами, и кто-то пытается воском накапать в воду твою судьбу — вот это страшно. Существуют ситуации, когда люди в минуты отчаяния идут на такие крайние меры. Но это точно не про меня.
— В какой мере съемки сказки были экстремальными?
— Приходилось и летать, и падать, и отлетать, и с очень страшным пропеллером в лицо работать в кадре. Экстрима на площадке хватало.
«Антрепризные спектакли для меня — это всё время небольшой стресс»
— Мы встречаемся с вами в ТЮЗе, где вы играете в антрепризном спектакле «Соперницы» Владимира Панкова. Какие преимущества антрепризы перед репертуарным театром?
— Репертуарный театр и антреприза — абсолютно две разные истории.
Антрепризные спектакли для меня — это всё время небольшой стресс. Я не знаю, как у других. Если относиться к этому как к халтуре, как к заработку денег, возможно, это будет восприниматься как обычная работа. Если в репертуарном театре ты знаешь, за какой кулисой что стоит, что сработает, а что нет, то в антрепризе каждый спектакль играешь в новых условиях. Всё время новая площадка, ощущения, впечатления. И в этом смысле для меня такие спектакли — очень хороший тренажер. Мне важно, чтобы люди, пришедшие на спектакль, разницы между репертуарным театром и антрепризой не почувствовали.
Елена Яковлева в спектакле «Театр»
— В «Современнике» вы играете Джулию Ламберт в спектакле Панкова «Театр». Многие помнят фильм, в котором эту роль исполнила народная артистка СССР Вия Артмане. Когда вы брались за этот материал, мысленно соревновались с ней?
— Спектакль Владимира Панкова абсолютно никакого отношения не имеет к кино. Когда я соглашалась на роль Джулии Ламберт, знала, что это будет непохоже на фильм ни в коем случае. У Панкова не история стареющей артистки, которая влюбилась в молодого человека. Подобное уже пережевано много раз и скучно. Ради этого вообще не стоит затевать спектакль. У нас совсем другое. Спектакль рассказывает о том, что такое театр. Если зрители хотят заглянуть за кулисы, то это в «Современник».
— За что вы любите режиссера Владимира Панкова?
— Поначалу его режиссура была для меня абсолютно странна и непонятна. В какие-то моменты приходилось очень серьезно себя преодолевать. А это и хорошо, потому что нельзя застаиваться, привыкать к чему-то. А потом, ежедневные репетиции, рождение спектакля через симбиоз музыки с драматическим искусством, путем проб и ошибок, очень завораживает. При тебе подбирается, меняется музыка. И уже артистам нужно существовать в другом ритме. Это очень интересно. Если всё пойдет как надо, может произойти чудо чудесное. Но это очень трудно.
— Чудо может произойти не на каждом спектакле?
— На каждом мы стремимся к такому чуду, чтобы улететь на сто процентов. Это, конечно, опасно, потому что можно сойти с ума.
Сцена из спектакля «Театр»
— От счастья?
— И от счастья, и от ощущения… Знаете, бывают такие минуты, когда непонятно, это ты сказала или твоя героиня. Этих моментов немного. Если всегда так будет, то психушка по мне заплачет. (Смеется.)
«В «Современнике» никакого не было звездизма»
— Галина Борисовна Волчек в интервью «Известиям» признавалась, что вы были ее музой. К чему обязывало это «звание» вас?
— У нас с Галиной Борисовной почему-то всё сразу сложилось. Она поверила в меня. Не сразу всё получается. Не всегда можешь дойти до результата, которым бы был доволен режиссер. Но Галина Борисовна почему-то всё время давала мне аванс. Она была уверена в том, что я ее понимаю, что потом обязательно всё сделаю. Знала: меня не надо гнать к результату быстро.
— Вас это окрыляло?
— Когда в тебя верят, это окрыляет. Такое доверие очень ответственно. И в то же время это помогает, особенно мне, молодой артистке легендарного театра «Современник». Я понимала, если даже я что-то делаю неправильно, пробую не туда, что всё равно стремлюсь. От этого же можно устать. Сегодня не получилось, завтра, третий день не получается, прогон провальный.
— А такое бывало?
— Конечно. Ну не идёт, и всё.
— А чтобы получилось, необходима встряска, стресс?
— Всегда по-разному. Иногда доброе слово помогает. Когда ругают огульно — это обидно. Когда по делу говорят, что нужно исправить, значит, верят, что потом ты это сможешь.
— Вы много лет были частью «Современника», строили этот театр, сохраняли основы, заложенные Олегом Ефремовым. С каким чувством сейчас вы входите в эти стены, когда театр стал другим?
— Я не считаю себя строителем театра. Это очень большая ответственность. Я была просто хорошим механизмом в уже построенном «Современнике». С годами он немножечко расшатался. Но там настолько прочный фундамент заложен отцами-основателями, что мы как кирпичики, которые не дадут зданию разрушиться.
— Вы видите, что «Современник» стал другим?
— Конечно. Абсолютно другой.
— А чего ему не хватает?
— На мой взгляд, не хватает того театра, который был, когда я пришла в 1984 году. Не люблю это слово, звезда, но там они были. «Современник» всегда славился фантастическими актерами. Там была особая атмосфера. И никакого звездизма, что сейчас происходит практически везде. В связи с тем что после смерти Галины Борисовны один руководитель сменял другого, в «Современнике» стало всё иначе.
— Дух Галины Борисовны присутствует?
— В некоторых людях. Но этого мало. Того «Современника», который я знала, который очень сильно люблю, уже не будет. И с этим надо как-то примириться. Наверное, чтобы что-то поменялось, должен появиться другой лидер, который попытался бы посостязаться с Галиной Борисовной. Если кто-то осмелится, будет здорово.
— Часто ли вы отказываетесь от ролей?
— Да.
— Каким должен быть сценарий, чтобы вы согласились?
— Во-первых, с хорошей драматургией, сильной, где есть что играть. И желательно, чтобы не из того, что я уже играла. А это с годами всё тяжелее и тяжелее подобрать. Мне важно, кто мои партнеры, кто режиссер, замысел картины.
— «Чебурашка» стал самым популярным фильмом. Он собрал немыслимые миллиарды в прокате. Вы в нем играете героиню, которая носит неимоверные шляпы, меняет туалеты. Это актерская мечта?
— Ну, это, наверное, компенсация мне за Бабу-ягу. Дмитрий Владимирович Дьяченко, снимавший и «Последнего богатыря», когда посмотрел, как я мучаюсь в образе Бабы-яги, предложил владелицу кондитерской фабрики в «Чебурашке». Но, должна сказать, и в этом роскошном образе было очень трудно существовать. Всё время быть красивой — это ужасно тяжело. Шляпы, туалеты, каблуки — в этом очень неудобно сниматься. Головной убор надо уметь носить. Ветер подул — и лови его. И потом, всё время этими шляпами всё задеваешь. А еще костюмы, в которых нельзя сесть на протяжении всего съемочного периода, потому что они помнутся. Нужно, чтобы всё было с иголочки, а снимать и потом опять надевать — лень. Поэтому лишний раз не присядешь.
— Красота требует жертв.
— И страшных! Что в ужасе ужасном находиться, что в роскошных нарядах — всё требует жертв. (Смеется.)
— Ваша героиня переживает трансформацию в первой части «Чебурашки». Что ждет ее в новом фильме?
— Образ жизни, к которому человек немолодой уже привык, — это менять очень сложно. На секундочку что-то в ней изменилось, но потом всё равно ей хочется вернуться к тому шоколаду, в котором жила, на свою фабрику. Не буду раскрывать все нюансы. Тяжелое это дело — трансформация.
— Вам полюбился этот персонаж?
— Здесь уже намного больше материала. И мой образ не просто изобразительный, красивый и страшный одновременно. Он уже обрастает более человеческими качествами. Поэтому с каждым разом всё интереснее и интереснее.
А вообще всё очень непросто. Режиссер Дмитрий Дьяченко просит вести себя в кадре как обычные люди, в то же время нужно понимать, что Чебурашки не существует, что это сказочный персонаж. Понимаете, какой тончайший баланс между жизнью и сказками?
— Недавно на экраны вышел фильм «Свет», в котором вы сыграли главную роль. Фильм о том, как человек оглядывается назад, чтобы переосмыслить свое настоящее. У вас получилась сильная драматическая роль. Вы ощущаете нехватку серьезного материала?
— Очень-очень недостает. К сожалению, почему-то для возрастных артисток сценаристы не очень сильно стараются. Нет историй, в которых бы главными героинями были дамы с опытом. Наверное, потому что основная зрительская аудитория — это женщины, которым интереснее смотреть на мужчин.
— Мы можем закинуть идею для сценаристов: напишите сценарий на опытных актрис, и вы получите суперзвезду в кино.
— Мы уже давно забрасываем, но лова нет, не клюет сценарист на нашу наживку.
«Я понимаю, почему снимают ремейки»
— Книги о Каменской продолжают выходить. Героиня стала опытным сыщиком. Хотелось бы вам вернуться к Насте Каменской еще раз, если бы сейчас вам сделали предложение?
— Ну, это надо сделать такое предложение, чтобы я не смогла отказаться.
— А вы с ней покончили навсегда?
— Я не знаю. Первые романы Александры Марининой были до такой степени кинематографичны, что их читаешь — как хороший детектив смотришь. Потом всё больше и больше в книгах появилось какой-то философии. Романы стали толще. А это приводит к некинематографичности этих произведений.
Я слышала, что затевается какая-то история. Хотят снимать молодую Каменскую с молодым мужем и молодой командой. Ну, что-то уже третий год пытаются.
— То есть вас пододвинули?
— Да.
— Недавно начались съемки ремейка «Москва слезам не верит». Как вы относитесь к повторам в кино?
— Я понимаю, почему их снимают. Хочешь не хочешь, люди пойдут. И деньги, которые на съемки затратили, вернутся. Потому что всем интересно посмотреть и сравнить, что было и что стало. Но в большинстве случаев у ремейков нехороший результат, на мой взгляд.
Петр Ефимович Тодоровский снимал «Ретро втроем» тоже как ремейк. Была такая картина Абрама Роома «Третья Мещанская» 1927 года. Там женщина мечется между двумя мужчинами. Фильм был черно-белый, немой. А у нас получилась трагикомедия с музыкой. Петру Ефимовичу понравилась идея, что любой человек всегда стоит перед выбором и порой очень сложно принять решение. А просто безыдейные шлепанья того, что было, ничем хорошим не заканчиваются.