Следите за нашими новостями в удобном формате Есть новость? Присылайте!
Самый крупный «Черный квадрат» и еще несколько десятков образцовых произведений модернизма встретились на выставке «Квадрат и пространство. От Малевича до ГЭС-2». Упоминание в названии проекта самого Дома культуры, где разместилась экспозиция, для организаторов принципиально: здание бывшей электростанции на Болотной набережной, реконструированное архитектором Ренцо Пьяно, трактуется здесь не просто как вместилище чужого творчества, но как самоценный арт-объект. Вопрос в том, смогут ли зрители, привлеченные громкими именами художников, в полной мере считать кураторский замысел. «Известия» попытались это сделать в числе первых.
Четыре квадрата
Новая выставка в «ГЭС-2» — уже второй основательный заход этой институции на территорию русского авангарда. Тогда «ГЭС-2» тоже сумел заполучить знаковое полотно, ставшее ключевой приманкой: «Зеленую полосу» из Ростовского кремля. На этот раз гвоздем программы стал ни много ни мало «Черный квадрат», но — не совсем тот: не 1915 года из Третьяковки, а 1923-го — из Русского музея.
Напомним, что в общей сложности Малевич создал четыре живописные версии своего самого известного образа. Оригинальная хранится в Третьяковке и считается «невыездной» из-за исключительной исторической важности и плохого состояния (оно видно невооруженным глазом благодаря сетке кракелюров — трещинок, сквозь которые просвечивают более ранние слои масла). Три авторских повторения распределены между той же Третьяковкой, Русским музеем и Эрмитажем. Кстати, некоторое время назад в постоянной экспозиции ГТГ два квадрата видели рядом. Сейчас экспонируется только первый из них, и было бы, конечно, куда логичнее взять на выставку в «ГЭС-2» второй третьяковский, 1929 года — все-таки везти его в пределах одного района Москвы проще, чем доставлять из Петербурга.
С другой стороны, именно квадрат из Русского музея — самый крупный: 106 см по каждой стороне, тогда как третьяковские — около 80 см. И в контексте экспозиции это смотрится весьма выигрышно. Но, как объяснила «Известиям» куратор выставки Зельфира Трегулова, дело не в эстетике. Просто картина 1929 года занята в других проектах.
Что ж, можно только вообразить, чего стоило «ГЭС-2» в финансовом и организационные плане получить произведение из Санкт-Петербурга, учитывая, что там «Черный квадрат» как раз-таки в постоянной экспозиции корпуса Бенуа (рядом с «Черным крестом» и «Черным кругом»). Так или иначе, без картины Малевича выставка бы и вправду не получилась: «нуль форм», как называл его художник, оказывается смысловым центром всего проекта.
Чистые цвета
Путь к нему прослеживается от книг XVII–XVIII веков, где мы с изумлением видим заполненные черным плоскости, через эскизы Малевича к «Победе над Солнцем» — футуристической опере 1913 года Михаила Матюшина и Алексея Крученых, с образным миром которой Казимир Северинович связывал рождение квадрата. Ну а после следует череда отзвуков изобретения Малевича: здесь и два полотна Родченко с черными фигурами на черном фоне, и ироничные рефлексии нонконформистов и концептуалистов: огромный диптих «Квадрат Малевича» Дмитрия Пригова (в качестве основы художник использует советские газеты), «Черный вечер, белый снег» Эрика Булатова, наконец, «Впечатления» Никиты Алексеева. Однотонные полотна — серое, фиолетовое, зеленое и так далее — занимают всю стену и побуждают отойти подальше, чтобы охватить взглядом серию целиком. Но правильнее, наоборот, подойти вплотную, и тогда становятся заметны процарапанные слова-ассоциации на каждом холсте. Например, «небо, незабудка, лед, утро» на голубом.
Алексеев опять-таки рифмуется с Родченко, но уже другим: триптихом «Чистый красный. Чистый желтый. Чистый синий» (1921) из частного собрания. Кстати, синий с годами сильно потемнел и сегодня практически неотличим от черного. Как иронично!
Вероятно, если бы выставка ограничивалась этим сюжетом — условно назовем его «до и после квадрата», — получилось бы лаконичное и сфокусированное высказывание. Но организаторы решили сделать нечто куда более масштабное, связать подчас совершенно неочевидными ниточками русский авангард, американский поп-арт, немецкий неоэкспрессионизм, а еще — конструктивизм, кинетическое искусство, гиперреализм, кубизм… Всё это вдобавок вступает здесь в специфический диалог с пространством «ГЭС-2», совершенно преобразившимся благодаря временной застройке.
«Эта выставка рассказывает о том, как развитие искусства и музея шло параллельными путями. Музеи чем дальше, тем больше сосредотачивались на архитектуре: из хранилищ искусства они превращались в фон, в культурный контекст в самом широком понимании, и Дом культуры «ГЭС-2» служит наглядным примером такой трансформации» — отмечает еще один куратор проекта Франческо Бонами.
Ребусы и случаи
«Квадрат и пространство. От Малевича до ГЭС-2» — из тех, о которых говорят «сложносочиненные» и «кураторские». Идейные связи и переклички, возникающие между экспонатами, здесь едва ли не важнее, чем вещи как таковые. Впрочем, и уровень произведений — впечатляющий. Просто перечислим имена: Жан-Мишель Баския и Энди Уорхол, Сай Твомбли, Ансельм Кифер, Джаспер Джонс, Энтони Гормли, Франциско Инфанте-Арана, Вячеслав Колейчук, Пабло Пикассо, Герхард Рихтер, Фрэнсис Бэкон…
Совершенно неожиданно в этом ряду модернистов выглядят упоминания Ивана Айвазовского и Архипа Куинджи, но их пейзажи, предоставленные Третьяковкой, в соседстве с «Тишиной» Олега Васильева обретают совершенно метафизическое звучание и воспринимаются отнюдь не как декоративный реализм, а как предвестие беспредметности (строго говоря, предмета там действительно нет: только море и небо).
Подчас выставка «ГЭС-2» напоминает вызвавший множество споров проект «Бывают странные сближенья…», сделанный в 2021 году звездным французским куратором Жаном-Юбером Мартеном для ГМИИ имени Пушкина и целиком построенный на неожиданных сопоставлениях произведений самых разных стилей и эпох. Но там была почти что игра, обаятельное жонглирование ассоциациями. Здесь же получилось нечто вроде философского трактата. Или — ребуса, который, кажется, разгадать до конца в принципе невозможно.
Художник как миф
Но, может, оно и не надо? И не стоит к музею и произведениям искусства относиться с такой глубокомысленной серьезностью? Шутливым знаком вопроса, завершающим всё путешествие через стили и концепции, выглядит инсталляция Ильи и Эмилии Кабаковых «Случай в музее, или музыка на воде». С дотошностью и не сразу очевидной усмешкой авторы имитируют в нескольких специально выстроенных комнатах залы классической галереи, завешанные картинами выдуманного живописца-соцреалиста Кошелева. Но на полу перед изображениями доярок и колхозников стоят тазики, в которые с потолка капает вода, создавая причудливый ритм. Малевич в начале XX века обнулил искусство, Кабаковы в конце того же столетия обнуляют художника (он здесь — миф) и занятое им пространство — реальное, оказывающееся попросту дырявым, и идейное.
В 2017 году шведский режиссер Рубен Эстлунд завоевал «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля за фильм «Квадрат». Центральной метафорой ленты было изображение квадрата на городской площади: героем повествования, модным куратором, инсталляция позиционировалась как «пространство доверия и заботы». Но, как несложно догадаться, никакого доверия и заботы там и близко не было. Картина Эстлунда стала саркастичным препарированием мира contemporary art с его претенциозностью, пафосом, снобизмом и лицемерием.
В отличие от фильма, выставка «ГЭС-2», конечно, лишена морализаторства и далека от затронутых Эстлундом социальных проблем. Но сама идея, связанная с двойным смыслом английского слово square (городская площадь и квадрат), роднит эти проекты. Хотя, может, параллель между фильмом и экспозицией — такая же условная, как и некоторые из предложенных кураторами перекличек и концепций. Ну и пусть. В конце концов, лишь от зрителя зависит, будет ли он всерьез воспринимать весь этот вал идей или же предпочтет любоваться произведениями как таковыми — пусть даже это только черный квадрат на белом фоне.