Содержание:
EN
В «Кавказском трио», одном из последних фильмов ушедшего 4 августа классика советского и грузинского кино Эльдара Шенгелаи, главную роль сыграл Юрий Стоянов. У артиста сейчас идут съемки, но он нашел время, чтобы в беседе с «Известиями» вспомнить уникальные переживания от работы с Шенгелаей, а также обсудить современное русское кино и сериалы. «Фишер» и «Аутсорс» Стоянов считает образцом глубокого кинематографа, восхищается Юрой Борисовым и Иваном Янковским и напоминает, что и сам он — актер пока молодой.
«В Тбилиси есть такая форма кредита — на банкет»
— Помните ли вы, как получили предложение сняться в «Кавказском трио»? Чем вас зацепила эта история?
— Был очень хороший сценарий Рустама Ибрагимбекова. Когда ты получаешь предложение от человека, который написал «Белое солнце пустыни», и когда режиссер — человек, о котором мы вспоминаем, особо долго раздумывать не приходится. Естественно, я согласился. Но с Эльдаром Николаевичем я познакомился не сразу, а когда прилетел в Тбилиси. Мы же сначала снимали в Москве, а уже потом в Грузии.
— Как он работал с артистами?
— Вы знаете, у него был метод очень тихий и очень нежный. Всегда нужно было прислушиваться. И замечания — очень простые, как у всех больших режиссеров, предметные и точные. Я понял, что это принцип большой режиссуры. Найти правильный глагол — значит подсказать путь к правильному существованию в кадре. Он очень просто формулировал. Но осознавать, что за этой простотой стоят фильмы, которые ты обожаешь, — удивительно!
Кадр из фильма «Кавказское трио»
Кино в Грузии — это не бизнес, а способ общения, повод быть вместе. Поэтому мы все очень много общались неформально. Например, одну из сцен снимали в грузинском ресторане. Естественно, никакую массовку никто не приглашал — это все были члены семей и друзья. И когда по сюжету начинался банкет, единственное, что мешало людям в кадре, — это кинокамера, потому что они забывали о том, что это съемки. Это самое прекрасное — все абсолютно подлинно общались, иногда с оглядкой на сценарий. Все мои представления о Грузии там постоянно переворачивались.
— Почему?
— Однажды Эльдар Николаевич пригласил меня в гости. Я хотел купить красивый букет для его очаровательной супруги. Зашел в павильон в центре города. А я очень плохо тогда понимал соотношение лари с рублем. Продавец — девушка, вообще не говорящая по-русски, назвала какую-то сумму, я расплатился, и только мы отъезжаем, эта девчонка бросается прямо наперерез машине, чуть ли не на капот! Я тут же подумал: «Какой дурак, наверное, что-то недоплатил!» А оказалось, что она не дала сдачу.
— Дело чести!
— Да! А еще жуткой проблемой было заплатить в ресторане. Каждый день в Грузии кто-то приглашал нас на обед. Причем это был прием на широкую ногу и для большого количества людей. Как правило, в одном и том же роскошном ресторане. Когда мне надоело, что заплатить не дают, я подошел к администратору и сказал: «Если я выйду из-за стола, сразу скажешь мне, сколько, и я расплачусь». Он ответил: «Нет, Юрий Николаевич, так не пойдет. Вы уедете, а мне еще здесь жить!» Никакими хитростями не удалось заплатить! Я узнал, что в Тбилиси есть такая форма кредита — на банкет. То есть ты хоть лопни, но принять гостей обязан! Причем без всякого пижонства, краснобайства, выпендривания, рассказов о большой любви и обещаний принять, как никто не принимал. Всё происходит тихо, скромно и некрикливо. Очень интеллигентно! Ты понимаешь, чего это стоит этим людям с их крошечными заработками! Что я только ни делал, но не давали они платить тем, кто из Москвы приехал, и всё!
Еще один пример — я очень люблю сациви. Я всё время спрашивал, почему его нет. Эльдар Николаевич объяснял, что это новогоднее блюдо. На очередной обед его очаровательная жена принесла десятилитровую кастрюлю сациви, которое она сделала для меня. А дома у него было совершенно удивительно. Это был музей! Не в смысле золота, серебра и дорогой итальянской мебели. Это место дышало историей грузинского кино. Например, у него в специальных витринках и просто на стенах было невероятное количество поделок Параджанова. На каждом шагу мои штампы ломались, я открывал Грузию через людей — вот благодаря этому очень тихому, интеллигентному человеку. Он и шутил также — тихо.
Чувство юмора у него было поразительное! Он рассказывал историю, которая произошла в перерыве очередного съезда кинематографистов СССР. Делегация отправилась возлагать цветы к мавзолею Ленина. Перед ним шла Нонна Мордюкова. И вдруг, когда они поравнялись с гробом, она упала на колени, начала рыдать и кричать: «Ой, бедный! Господи!» А он ее спросил: «Нонночка, ты что, не знала, что Ленин умер?» А она была в ужасе от того, как тот выглядит.
— Действительно, у Шенгелаи всегда было место и юмору, и грусти, острой жизненной правде, но пропущенной через призму тонкой иронии.
— Еще бы! На его фильм «Голубые горы, или Неправдоподобная история» я раз пять ходил. Потрясающая картина! Такая тонкая, нежная, смешная, но грустная. Таким он был и в жизни. Это был абсолютно авторский кинематограф в том смысле, что кино очень отражало личность автора. И при этом оно было очень грузинским, конечно. Такое кино всегда актуально у думающих и чувствующих зрителей. Но такие люди, как Шенгелая или, например, Данелия, появляются крайне редко, поэтому и кино такое — редкость. Оно не может быть трендом. Оно идет от личности человека и от его отношения к жизни. Его не стало, и это очень большая потеря и для Грузии, и для нашего кино, которое когда-то было единым.
«Вообще ругать технологии — бессмысленно»
— Сейчас еще принято говорить, что происходит некий слом эпох глобальный, наступление новой эры. Вы ощущаете невозможность охватить время?
— Время — очень сложное. Но кино не может сиюминутно, сиюсекундно отображать действительность. Это не хроника. Мы же говорим не о документалистике, не о журналистике, мы говорим о кино. А кино, настоящему, большому кино, всегда нужно время, чтобы осмыслить то, что происходит. Поэтому все великие фильмы о войне, даже если и снимались фронтовиками, то через 10, 15, 20 лет после войны. Тогда приходит осознание того, как этот кусочек твоей жизни соприкасался с жизнью страны. А «сегодня в газете, завтра в куплете» –— крайне редкий случай.
— Легко ли вы принимаете технологии в кино? Можете ли вы себя представить в каком-нибудь «Аватаре»?
— Это очень тяжелая задача. Очень интересно, но очень тяжело. Когда ты играешь не в интерьере, не на пленере, а на зеленом фоне, это намного сложнее, потому что в это тяжелее поверить, понимаете? Иногда брезгливо говорят: «Это на зеленке снято». У меня не такой большой опыт, но все-таки есть, потому что без этого сегодня тяжело обойтись иногда. Допустим, нельзя поехать снимать сцену в другую страну, но можно сделать это на заранее отснятых фонах и сделать прилично. Это очень трудно для артиста, а именно к нему повышенные требования по части предельной правды существования в несуществующем объекте.
— Чтобы зритель в это всё поверил!
— Вообще ругать технологии — бессмысленно. Я не из этих людей, которые говорят, что вот раньше было КИНО! Оно было, разумеется, но не потому, что в нем не было технологий. А потому, что были великие режиссеры, потрясающие актеры. Было понимание времени. Поэтому оно было великим. С помощью лопаты можно выкопать траншею и посадить несколько деревьев. А можно этой же лопатой из-за угла дать по голове и убить. Вопрос, в чьих руках и для какой цели эта лопата. То же самое и с технологиями. Искусственный интеллект, конечно, будет безумно наступать. Мы даже не представляем, какую он будет играть роль в кино. Мне вот сегодня позвонили мошенники с лицом Константина Хабенского.
— Просили перевести деньги?
— Нет, они успели только начать, сказать: «Юрий Николаевич? Здравствуйте, Юрий Николаевич!» Я положил трубку. Потому что Костя никогда бы ко мне не обратился на «вы» и по отчеству. Он бы сказал: «Привет, Юра!»
«В будущее мне в моем возрасте заглядывать и рассчитывать его страшновато»
— Что для вас как актера, кроме технологий, поменялось за последние 15–20 лет? Стало ли вам сложнее или интереснее?
— Вы, конечно, удивитесь, но вы говорите с довольно молодым актером. Я в кино начал сниматься, когда мне был 41 год. Моя первая картина была в 2000 году. Мне интересно в любом времени. Я не обращен во вчера. В будущее мне в моем возрасте заглядывать и рассчитывать его страшновато. Мне интересно в сегодня. Интересно сниматься в любых технологиях, потому что операторы у нас, как правило, высочайшего, практически мирового уровня. В этом мы не уступаем давно, в том числе американцам. У нас появились замечательные режиссеры. Ну со сценаристами, я думаю, проблемы везде. Хороший сценарий всегда на вес золота, в любой стране.
Кадр из фильма «Шекспиру и не снилось», 2007 год
А если мне чего-то не хватает, то того, что в советском кино назвали бы «глубоким исследованием человека». У нас бывает глубокое исследование ситуации, глубокое исследование… ну всего, чего угодно, только вот очень не хватает такого рассматривания человека, настоящего, глубокого, честного. Таких фильмов немного. А зрелищ и аттракционов очень много.
— Можете привести пример последнего современного фильма, который бы отвечал таким высоким стандартам?
— На самом деле не такие высокие — нормальные стандарты, по большому счету. И жанровое кино тоже может быть и очень глубоким, и грустным, и умным, и обращенным к человеку. Замечательный сериал «Аутсорс», замечательный — «Фишер». В них есть время, в них есть человек. И «Подслушано в Рыбинске» замечательный. Я начал смотреть с опаской, думал: сейчас начнется чернуха, грязные заборы, перекошенные дома. А Рыбинск там очень красивый, самодостаточный, маленький провинциальный город, очень достойно существующий в кадре как отдельный герой. Видно, что в этом городе свои звезды, хорошие ресторанчики, прелестные набережные. Нет того, что Горький называл «идиотизмом провинциальной жизни», очень благодарен за это.
— Вы назвали «Аутсорс» и «Фишер». Казалось бы, сериалы про маньяков и убийц. Хорошо ли, что зритель в эту сторону смотрит?
— Вопрос не ко мне. Но почему-то именно в этих сериалах я очень точно вижу человека, время и среду. С другой стороны, ну какая чернуха? Есть такая работа — спасать людей, раскрывать преступления. Это сделано очень глубоко, глубинно. Когда Ваня Янковский в кадре, не может быть иначе. Потрясающий артист, у нас целая плеяда молодых актеров!
— Вы очень рано заметили Юру Борисова…
— В «Быке». Я не знаю, первая ли это работа в его киношном портфолио, но первая прозвучавшая. Я ее увидел на «Кинотавре» и говорю: ну, старик, сейчас на тебя свалится. И понеслось. Он при этом очень достойно и скромно существует внутри этой славы. Я не знаю, как бы кто-нибудь другой себя повел на его месте.
«В моем возрасте конкуренция уменьшается по естественным причинам»
— А кого из молодых актрис вы могли бы выделить?
— Ой, очень много. Для меня и Ходченкова по-прежнему молодая актриса (смеется). Талызина прекрасная девочка. А какая замечательная… Господи, кто Маргариту сыграл?
— Юлия Снигирь?
— Да, Жени Цыганова жена! Потрясающая актриса! Разная, точная. Это всё актрисы мирового уровня. Они создали поколение, всегда бы им попадал материал, достойный их.
— Осталось, чтобы появилась такая же плеяда сценаристов и драматургов.
— Появляются, есть очень хорошие, целые продакшены. Они давно переросли КВН и Comedy Club, в которых начинали. Это уже очень опытные и сильные сценаристы.
— И у вас за последние несколько лет такое количество хитов, одни «Вампиры средней полосы» чего стоят…
— Солнышко, это всё очень просто. В моем возрасте конкуренция уменьшается по естественным причинам (смеется).
— Кто из последних персонажей вам больше всего нравится, кто ближе?
— Это и «Вампиры средней полосы», и сериал «Мамонты», у которого будет продолжение, конечно же. Мне интереснее говорить про то, что впереди, — вот у меня очень интересные работы намечаются. Ох, такие, прямо у меня руки чешутся!
— А что вас сейчас способно по-настоящему удивить или задеть?
— Чехов сказал: кто искренний, тот и прав. Ничего к этому добавить не могу. Когда я вижу искренность, человека, который существует в кадре, понимаю язык, которым он рассказывает историю, это не может не задеть. Это всё очень простые вещи, которые во все времена трогали людей. Конечно, важно, как это отзовется, и не только во мне, но в поколении, во времени. Важно, что возникают такие резонансные работы.
— Что вы сейчас читаете? Как вы думаете, справляется ли русская литература сегодня со своей главной задачей последних двух столетий — быть для людей религией, вести за собой, обличать, освящать?
— Деточка, та литература, которую читаю я, отвечает тем требованиям, которые вы перечислили в своем вопросе. Почему? По очень простой причине. Потому что я перечитываю и перечитываю одних и тех же авторов. Александр Сергеевич Пушкин, Антон Павлович Чехов, Николай Васильевич Гоголь, Сергей Донатович Довлатов. Когда я их перечитываю, мне всего достаточно.