EN
Более 1 млн произведений искусства и исторических ценностей — столько музейных вещей потерял Советский Союз во время Великой Отечественной войны. Несмотря на масштабную эвакуацию шедевров Эрмитажа, Третьяковки и других столичных сокровищниц, предпринятую в первые же месяцы после нападения фашистской Германии, урон от бомбежек и немецкого грабежа захваченных городов был огромным. Лишь частично его удалось компенсировать за счет трофейных произведений искусства, но многие из потерянных предметов были бесценными. «Известия» вспоминают, какое влияние оказала Вторая мировая на отечественное культурное достояние.
Ограбленные дворцы
Как известно, нападение Германии на СССР в июне 1941 года было внезапным, власти к нему не готовились. Первые полгода фашистские войска продвигались стремительно, захватывая один город за другим. Поэтому эвакуацию ценностей из крупнейших музеев страны пришлось организовывать экстренно, зачастую без необходимых упаковочных материалов, транспорта и так далее. Известно, например, что для сокровищ Исторического музея сначала было выделено всего два вагона. Нередко и в местах назначения (а это и Урал, и Поволжье, и Сибирь, и даже Казахстан) были совершенно не готовы к размещению огромного количества предметов. Тем не менее, благодаря поистине героическим усилиям музейщиков удалось спасти миллионы экспонатов.
Увы, не все. Что-то невозможно было транспортировать в принципе, что-то погибло из-за бомбежек, что-то попросту не успели забрать, и это захватили наступавшие немцы. Своих предметов лишились в общей сложности 173 музея, в том числе Третьяковка, Эрмитаж, Пушкинский и другие. А сколько сгорело древних церквей со всей утварью, редких книг и рукописей — не перечесть. Михаил Швыдкой, будучи руководителем федерального агентства по культуре и кинематографии, приводил такие данные: 15 самых богатых музеев лишились 269 515 предметов. Суммарно же музеи, библиотеки и архивы России характеризуют потери еще более пугающей цифрой: 1 177 291.
Самые тяжелые утраты пережили дворцы и усадьбы Ленинградской области — Царское Село, Петергоф, Гатчина, Павловск. Считается, что они обеднели примерно на две трети экспонатов. В частности, самая известная достопримечательность Петергофа — фонтан-скульптура «Самсон, раздирающий пасть льва» — была вывезена немцами, и сегодня судьба ее неизвестна. В парке демонстрируется копия, выполненная уже после войны. Другая знаменитая утрата — Янтарная комната из Царского Села, лишь отдельные предметы которой были найдены спустя десятилетия.
Пострадала и живопись. Среди картин, которые не пережили Великую Отечественную, — работы Шишкина, Верещагина и многих других художников. Правда, самое ценное из главных столичных музеев всё же удалось спасти. Куда больше пострадали региональные галереи. Вот лишь одна история. В воронежском Музее имени Крамского до войны хранилось свыше 16 тыс. экспонатов. До 1942 года удалось эвакуировать около 15 тыс., но прочее — осталось, и когда город был оккупирован немцами, исчезло. Скорее всего, погибло от взрыва бомб и пожара, хотя не исключено, что частично могло быть похищено захватчиками.
Потерянный Малевич
Историю одной из таких утрат сотрудники музея восстановили совсем недавно, представив результаты на научной конференции. Речь идет о супрематическом полотне Казимира Малевича, написанном в 1915 году и представленном на выставке «0.10» — той самой, где впервые был показан «Черный квадрат». Существует знаменитая фотография московской экспозиции: «Черный квадрат» висит в углу вверху, а вокруг него — ряд других работ, демонстрирующих новейшие стилистические эксперименты Малевича. Исследователи русского авангарда давно проанализировали этот снимок в деталях, проследив историю большинства из полотен. Но оставались «белые пятна». И вот совсем недавно одну из неопознанных картин, соседствовавших с «Черным квадратом», специалисты из Воронежа разглядели на довоенной фотографии, сделанной в Музее имени Крамского.
Очевидно, это было одно из тех произведений, что сами авангардисты отправили в начале 1920-х в регионы, дабы помочь местным художникам и зрителям познакомиться с передовыми столичными течениями. Сохранись этот шедевр до наших дней, стоимость его составила бы десятки миллионов долларов. Для сравнения: «Супрематическая композиция» Малевича 1916 года, то есть менее ценная, чем вещь, созданная непосредственно после «Черного квадрата» и выставленная вместе с ним, в 2018-м была продана за $85 млн.
С тем же авангардом, равно как и с русской живописью XIX века, ситуацию усугубляет то, что немцы не воспринимали всё это как художественную ценность. И если, например, к сокровищам Лувра в оккупированной Франции они относились бережно и даже позволили директору парижского музея спокойно вывезти самое ценное, то на советской территории вели себя зачастую совершенно варварски, отдавая церкви, галереи, библиотеки на разграбление солдатам, а то и попросту уничтожая и уж точно не заботясь о сохранности.
Спасти Рафаэля
Совсем иным образом поступали советские войска в конце войны, освобождая Европу от власти фашистов. Конечно, во время боевых действий могло быть всякое, но можно с уверенностью утверждать, что очень многие культурные ценности, вывезенные в 1945 году в СССР, были попросту спасены, поскольку иначе они бы погибли во время бомбардировок, пожаров и просто отсутствия нормальных условий хранения в полуразрушенных немецких городах.
Самый яркий пример, конечно, сокровища из Дрезденской картинной галереи во главе с «Сикстинской Мадонной» Рафаэля — одним из величайших произведений Ренессанса. Холсты были переданы в Пушкинский музей, где их не только бережно хранили, но еще и реставрировали. Десять лет спустя, в 1955-м, по распоряжению Никиты Хрущева они были возвращены в ГДР. Та же участь три года спустя постигла целый ряд других ценностей, спасенных советскими войсками, в частности — знаменитый Пергамский алтарь, античный мраморный горельеф.
В общей сложности, из Германии было вывезено в СССР около 2,5 млн музейных предметов. Возвращено в разные годы — 1,5 млн. Оставшееся — меньше, чем было утрачено по вине фашистской Германии. Бывший директор ГМИИ имени Пушкина Ирина Антонова говорила: «Это компенсация. Тысячная доля компенсации». Но всё же среди этих ценностей есть вещи действительно первоклассные, исключительно важные для отечественных собраний. Например, около двадцати полотен Кранаха («Господин бургомистр», «Грехопадение», «Поклонение волхвов»), попавшие в Пушкинский, шедевры импрессионистов из коллекции Отто Кребса, хранящиеся в Эрмитаже, две первопечатные Библии Гутенберга в Российской государственной библиотеке…
Отдать нельзя оставить
Хотя в 1990-е и 2000-е и это едва не отдали. Так, в 1994 году Борис Ельцин пообещал вернуть культурные ценности ФРГ, но Госдума и Совет Федерации помешали ему воплотить задуманное. А в 1998-м был принят закон «О культурных ценностях, перемещенных в Союз ССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации». В нем закреплено, что подобные вещи, оставшиеся в России, были и остаются ее национальным достоянием. Ельцин отказался подписывать документ, и его обязал это сделать Конституционный суд.
Под тем или иным «соусом» вопрос о реституции возникал и позже. В частности, не раз под угрозой была так называемая Бременская (Балдинская) коллекция, хранившаяся в Эрмитаже, — две картины и 362 рисунка (в том числе работы Рембрандта, Дюрера, Рубенса, Мане, Дега, Ван Гога) из музея Кунстхалле в Бремене. В 2003 году Министерство культуры пыталось вернуть его прежним владельцам, но тогда на защиту встали комитет по культуре Госдумы и прокуратура. В 2005-м идею лоббировало агентство по культуре и кинематографии, однако Минкультуры возглавлял уже другой министр — Александр Соколов, который, объединив усилия с Ириной Антоновой, поставил точку во всех подобных разговорах, выступив резко против любых попыток передачи российских музейных ценностей Германии.
На то были и правовые основания. Даже сам Берлин признавал, что необратимость имущественных решений, принятых советскими войсками в 1945–1948 годах, была условием согласия СССР на объединение ФРГ и ГДР. Но понятно, что попытки возврата перемещенных произведений искусства — удачные или нет — всегда (еще с хрущевских времен) использовались как инструмент межгосударственных отношений. В частности, многими чиновниками реституция представлялась способом сблизиться с Германией. Тем более сложно было музейщикам и деятелям культуры удерживать политиков от необратимых шагов. Сегодня вдвойне очевидно, кто тогда был прав.